Живейший интерес, который вызывает де Сад у большинства читателей, исходит вовсе не из того, что он был глубоким философом, поставившим проблемы, ответа на которые нет и сегодня, а как нечто отвратительное или наоборот – сладострастное, влекущее так же, как влечет к себе любой запретный плод.
Де Сад – яркий пример того, как буквальный уровень текста затемняет глубину его содержания, делая его недоступным, если только специально не задаться целью - докопаться до смыслов, утопленных в бесконечном количестве слов, описывающих всевозможные сексуальные извращения и кровавые оргии.
По этой причине книги «сумасшедшего» маркиза полтора столетия хранились в аду французских библиотек, как назывались помещения, специально предназначенные для хранения запрещенных для широкого круга читателей книг (спецхраны придуманы отнюдь не большевиками).
Выход в 1791-м году в Голландии «Жюстины» повергло читателей в тихий ужас. С тех пор, вот уже более двухсот лет, книга продолжает оставаться самой скандальной из всех, когда-либо написанных, своего рода Абсолют, хотя мало кто из тех, кто взял ее однажды в руки, дочитал многостраничный фолиант с бесконечными повторами и кровожадными сценами до конца.
Да и судить о де Саде как о человеке по этим книгам вовсе не стоит, потому что в жизни он был совсем другим, не ангелом, конечно, но и не развратником, и не убийцей. Один из критиков проницательно заметил, что Жюстина с ее нежностью и потребностью любить это и есть де Сад.
Человек безграничной отваги, семь лет посвятивший военной службе и не раз смотревший в лицо смерти и побывавший не в одной кровавой бойне, знал, о чем говорил, когда писал о насилии и преступлениях и ненавидевший их больше всего. Особенно он ненавидел убийства по закону.
Одно дело убить в пылу страсти, другое – хладнокровно вынести смертный приговор, взвесив все «за» и «против». Этого он никогда не мог понять, считая, что каждый, кто обрекает другого на смерть, должен заплатить за это жизнью, а уверовавшие в свою добродетель достойны только ненависти.
Но кажется, что двадцать семь лет заточения, проведенных де Садом в одиночных камерах по вине «нравственной» и «добродетельной» тёщи, которую он, кстати, спас от гильотины в годы французской революции, продолжаются и сегодня.
Руссо (тот еще моралист!), однажды сказавший, что девушка, которая осмелится прочесть хотя бы одну страницу из этой книги, будет обречена, утверждал, что все люди рождаются добрыми, а портит их общество, следовательно, надо исправлять не человека, а общество. Вот и исправляем – всё больше войнами и революциями.
Де Сад же утверждает, что человеку зло присуще так же, как и добро, он не ангел, а потому его инстинкты следует ограничивать обществом и государством. Почти по Достоевскому и по закону Божьему. Маркиз, как ни странно, по своим убеждениям был консерватором.
Это не мешало ему быть философом и литератором с мощным воображением, способным ставить мыслительные эксперименты, равные по силе утопическим теориям Фурье. Своими построениями он доказывал, что свобода не терпит никаких границ, являясь либо преступлением, либо вообще не являясь свободой. И ни о каком союзе свободы с добродетелью не может быть и речи.
Требование абсолютной свободы оборачивается порабощением большинства, которые, попадая в царство необходимости и не видя из него выхода, вынуждены с этим смириться. Безграничное желание одних приводит к отрицанию других, к отказу от жалости к ним, потому что они – всего лишь объекты эксперимента.
Но чтобы это произошло, надо всего-то - отказаться от сердца, этой маленькой "слабости духа". В таких закрытых казематах (тоталитарных обществах и тоталитарных сектах) малая горстка людей, наделенных властью, решает судьбы миллионов, управляя их жизнью и смертью. Это состояние де Сад не воображал, а реально проживал, находясь в камере Бастилии и Венсенского замка.
В своих мыслительных экспериментах де Сад отталкивается от того, что один из самых сильных инстинктов человека, сексуальный, олицетворяет крик Природы, а значит - стремление к обладанию другим, даже ценой его уничтожения. Другими словами, секс – это Природа и она – разрушительна, но в разрушении она и созидательна.
В своих книгах философ доводит эту мысль до логического конца: если повиноваться только закону собственных желаний и влечений, то надо быть готовым к тому, что когда-нибудь и ты станешь объектом безграничных желаний, а право на разрушение другого требует признания того, что и ты можешь быть уничтожен.
Чтобы этого не произошло, надо бороться за Власть, потому что в этом мире есть только один закон - силы, которая приходит вместе с Властью. Маркиз скрупулёзно описывает все возможные виды природной злости человека, создавая город, в котором действует право сильного, фактически моделируя закрытое тоталитарное общество.
В такой системе человек, чем больше убивает, тем больше ему хочется убивать, но тем больше он погружается в одиночество и пустоту, в отчаяние и депрессию. И чтобы покончить с этим, надо стать палачом Природы. Отсюда - этот крик отчаяния де Сада:
«Я ненавижу природу... Я хотел бы расстроить ее планы, преградить ей путь, остановить движение светил, сотрясти планеты, плавающие в космических пространствах, уничтожить всё, что служит природе и способствовать всему, что ей вредит, короче говоря, оскорбить природу в ее созданиях, но я не в состоянии этого добиться».
Торжество де Сада – только в мечтах, убийства – только в воображении. Он завершит жизнь в сумасшедшем доме, где будет показывать свои спектакли для умалишенных. Пятнадцать томов, наполненных насилием и жестокостью, на три четверти состоящих из философских рассуждений, написаны им почти за тридцать лет тюремного одиночества. Это примирило его со смертью и стало памятником его вынужденной аскезе.
Он построил свой мир, фантастический и иллюзорный, потому что другого выбора у него не было. Де Сад совершил свое собственное «нравственное преступление», впервые показав, к чему приводит бунт, тотальная замкнутость, цинизм, воля к уничтожению всего и вся. И всё это - цена неограниченной свободы.
Через слово маркиз направил энергию бунта в русло искусства, указав путь преодоления зла и жестокости, живущие в человеке изначально. Выплескивать энергию агрессии и насилия человек должен только на сцене, в кино, в живописи, в музыке, но не в реальности.
Отсюда тот огромный авторитет и уважение, которые де Сад имеет в среде творческой интеллигенции. Лотреамон, Дали и Арто, Апполинер и Фрейд, Фромм и Мисима, Камю и Феллини, Эрнст и Бретон – все они творческие наследники «сумасшедшего» маркиза де Сада, стоявшего у истоков трагедий XX века, предвидевший их еще двести лет назад…
Тина Гай
Продолжение следует
Свежие комментарии