На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Хвастунишка

6 788 подписчиков

Свежие комментарии

  • selyger ger
    И тут все вымерли..!Самые таинственны...
  • Алексей Яковлев
    Спортсмены ездят по разным городам, у них режим. Но и трахаться хочется. Чтобы спортсмены не нарушали режим и не иск...Чирлидинг – танцы...
  • selyger ger
    Никогда не слышал... не очень сильный голос,  я бы сказал - певица - релакс!Не забудем мы ни ...

МЫ ИХ ЧИТАЕМ В ПЕРЕВОДЕ. Сесар Вальехо

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/3/36/Cesar_vallejo_1929.jpg

Сéсар Авраáм Валье́хо Мендóса (исп.César Abraham Vallejo Mendoza, 16 марта1892, Сантъяго де Чуко — 15 апреля1938, Париж) — перуанский поэт, бунтарь и новатор.

Писал прозу, обращался к драматургии. Поэзия Вальехо, одна из вершин испаноязычной лирики XX века, вобрала индейские традиции, достижения латиноамериканского модернизма, элементы сюрреалистской поэтики, особенно ощутимой в книге «Трильсе» (1922). Этот синтез был развит в стихах гуманистической и гражданской тревоги, составивших сборники «Испания, да минует меня чаша сия» и «Человечьи стихи», которые были опубликованы уже посмертно.

Наполненное сюрреалистическими элементами, парадоксальными примерами и живыми литературными средствами выразительности, поэтика Вальехо, его поэтическая проза оставили свой отпечаток на испанском обществе и гражданском представлении о значении общественной жизни.

Поэт своей любимой

 

На кривых перекладинах губ в темноте
Ты распята была, как Исус на кресте,
Боль твоя означала - Исус на кресте
Безутешно заплакал в крови, в наготе.

Это - странная ночь, не такая, как те...
Смерть трубила в берцовую кость в темноте,
Посреди сентября, в дождевой чистоте
Искупленье и грех обнялись на кресте.

Мы умрем, только рядышком, рядом совсем,
И высокая горечь исчезнет со всем,
И усопшие рты припадут к пустоте.

И не будет упрека в тебе, неживой,
Мертвый, я не обижу тебя, как живой,
Будем братом, сестрой при едином кресте.

Вечные кости

 

Господь, я жизнь оплачиваю болью,
твой хлеб тяжел и божий день немил.
Но этот сгусток мыслящего праха
на горсти слез замешан не тобою,
и ты, господь, Марий не хоронил.

Господь, господь, родись ты человеком,
тогда б ты вырос в подлинного бога,
но как ни бьемся, веря и терпя, -
ты ни при чем, тебе всегда неплохо.
Страдаем мы - чтоб выстрадать тебя.

И в этой тьме, где глаз я не сведу
с огня свечи, как смертник на помосте,
зажги, господь, последнюю звезду -
и вновь метнем заигранные кости!
Садись, игрок, - и с первого броска
слепая власть бестрепетной десницы
пусть обратит два траурных очка
в орбиты смерти - тонкие глазницы...
И эта ночь - конец твоей игры.
И не в нее ли, злую, как ненастье,
летит земля сквозь сонные миры
игральной костью, брошенной на счастье, -
заиграна уже до круглоты,
летит, чтобы в последнее мгновенье
остановиться в недрах пустоты,
внезапной пустоты исчезновенья!

Дождь

 

В Лиме... В Лиме хлещет ливень,
мутной тоской отзываясь в крови.
Смертной отравой вливается ливень
сквозь пробоину в крыше твоей любви.

Не притворяйся спящей, любимая...
Солги... И взглядом меня позови.
Все человечье - необратимо:
я решил уравненье твоей любви.
Осколками геммы вонзается снова
в меня твое подневольное слово,
твое колдовское, неверное - "да"...

Но падает, падает ливень дробный
на лежащий меж нами камень надгробный,
под которым тобой я забыт навсегда.

Под тополями

 

Как трубадуры в стенах каземата,
деревья смолкли в роще тополиной,
и зажурчал библейскою долиной
речитатив кочующего стада.

Седой пастух согнулся под овчиной,
завороженный муками заката, -
и две звезды уснули, как ягнята,
в печали глаз, пасхальной и пустынной.

Поет сиротство шелестом погостов,
и колокольчик тает за лугами,
стихая все осеннее, все глуше...

Заткала синева железный остов,
и в ней, тускнея мертвыми зрачками,
хоронит пес пустынный вой пастуший.

Как ты нас ищешь знаками глубин

 

Как ты нас ищешь знаками глубин,
о море! Как безжалостно, как жутко
ты в лихорадке света!

Вбивая клин за клином,
страница за страницей,
ты бьешься, бьешься в бешеном сезам,
пока рыдают волны
и, закусив вольфрамовые губы,
переливают ветер
в стремительные строки
и плавники завороженных "эль"...

Доктрина черных крыльев, сотрясенных
ознобом плеч затравленного дня.

О море, вертикальный фолиант
с единственной страницей
наизнанку.

Зов

 

Сегодня не пришел ко мне никто,
ничья душа на помощь не позвала.

И при свечах ночного карнавала
я не узнал кладбищенских цветов.
Прости, господь, что умер я так мало!

Все шли - и не молили и не звали,
но шли и шли - и что-то забывали.

И что-то оставалось в этом доме
и, как чужое, жгло мои ладони.

А дверь была закрыта -
и звал я: "Если в чем-нибудь нужда,
остановитесь - здесь оно забыто!"

И ждал... Ведь никогда в ночи моей
я не умел захлопывать дверей -
и груз чужого сердце принимало.

Сегодня не пришел ко мне никто...
А вечер долог был - и умер я так мало!

Картина дня

наверх