О ТИХИХ ДНЯХ Дни поздние: их призрачность так зряча - как обращённый к свету взор больного, увы. Но их очес немые плачи ночь затеняет, возвращаясь снова. Они с улыбкой думают о росте своём, как будто песню вспомнить силясь, и ищут слово для печальной гостьи, что в немоту надолго погрузилась. Так солнце на больных цветах играет, и от смертельной стужи отвлекает; и в сырости они дрожат нелепо. Но красный лес в тьму канул незаметно, и стукание дятла ночесмертно, как отголосок из глухого склепа. ШАБАШ Дыхание дурманящих растений туманит разум в лунном колыханье, и ощущаю я их обвиванье, как шабаш ведьм в угаре их радений - Кровавые цветы вдруг расцветают, из сердца похоть выжимая грубо, как губки, изощрённые их губы на пьяном горле яростно взбухают. Чумной цветок тропического ада - в мои всосался губы в жуткой яви, моё мученье пеной обслюнявя. И душит - о, свирепая менада - и изнуряет чадом знойной пасти и мукой, и восторгом дикой страсти. БЛАГОГОВЕНИЕ О, нерастраченность благоговенья перед певучим колокольным звоном и алтарём, и сумраком моленья, и куполом, под небо вознесённым. Перед вечерним голосом органа, и площадей далёким затиханьем, журчаньем ручейка, что несказанно волнует сходством с детским лепетаньем. Как некогда, я складываю руки, шепчу молитв забытые скрижали, мой взор туманят ранние печали. И вновь встаёт, исполнен мрачной муки, лик женщины одной, ни с кем несхожий - и захожусь я в нечестивой дрожи. У ОКНА Над крышами небес голубизна, облака крадутся стороной, в росе весенней кустик у окна; хмелея, птица юркает в эфир; заблудший аромат цветов, и знает, знает сердце: это - мир! Растёт тишина и полдень печёт! О, Боже, как мир велик! Грежу и грежу, а жизнь течёт, течет жизнь, но где-то вовне, за морем одиночества моего! И сердце знает: нерадостно мне. | СУМЕРКИ Корёжишься от каждой боли ты, бросает в дрожь мелодий разноброд, щепьё от арфы - это, сердце, ты, из чьей тоски больной цветок растёт, Как погасить, убийца и вампир, последнюю искру в душе он смог, как он разбожествлен, сей грубый мир - как шлюха, мерзок, болен и убог. Отвратна пляска теней и дика под залихватский и надрывный звон над красотой тернового венка: потерянный герой увенчан им - о, жалкий приз отчаянья, и он со светлым божеством непримирим. РАСПАД Как дует ветер! Затухая, поют зелёные огни, забыл про праздничные дни, зал, в лунном свете утопая. Портреты предков умилённы, как тени из небытия, пространство затхло от гнилья, в круг собираются вороны. Из-под окаменевшей маски глядятся чувства прошлых дней всё искажённей и больней - заброшенно и без огласки. И аромат садов унылый к распаду ласково приник, как тихий и дрожащий вскрик над свежевырытой могилой. УЖАС Я видел, как я в комнату входил. И звезды нанцевали в синей пыли, собаки в поле, надрываясь выли, и фён верхушки сосен ворошил.
Вдруг: тишина! И в лихорадке рот зацвел отравными цветами странно, и заструилась с веток, как из раны, роса, как кровь - течёт, течёт, течёт.
Из зеркала - обманчивой пустыни, из ужаса и мрачноватой стыни лик Каина поднялся, как живой!
Прошелестел портьеры бархат синий, луна глядит в окно, как из пустыни. лицом к лицу: я и убийца мой! ПРОШЕДШЕЙ МИМО Однажды предо мной возник исполненный великой болью лик, со мною связанный таинственным родством; божественным послом он появился, сгинувший потом. Однажды предо мной возник исполненный великой болью лик, я им проникся всем нутром, как если бы узнал я в нём, кого любимой я назвал в ином бытийстве, сгинувшем потом. |
Свежие комментарии