Бабье лето В сентябре на тропки густо
листья пёстрые легли.
Сентябри в народе грустно
бабьим летом нарекли. Только что ж это такое:
лишь машины замолчат,
до рассвета над рекою
не смолкает смех девчат! Видно, весело живут —
платья гладят, кудри вьют,
по уплясанной поляне
туфли-лодочки плывут. А уж песню запоют —
ива склонится к ручью,
дрогнет старая берёза:
вспомнит молодость свою. Выйдет на небо луна,
но не знает и она:
то ли это бабье лето,
то ли девичья весна! Осенью На огромной клумбе у вокзала,
ветром наклонённая к земле,
поздняя ромашка замерзала,
трепеща на высохшем стебле. Выгибала тоненькое тело
и сопротивлялась, как могла.
Словно до последнего хотела
быть хоть каплей летнего тепла! …Поезда вдали гудели встречным.
Люди шли, от ветра наклонясь.
И ромашка чем-то бесконечным
показалась каждому из нас. Чистой веткой молодой берёзки.
Тополиным пухом по весне.
Первым снегом. Брызгами извёстки
на ещё не крашеной стене… Не одно, наверно, сердце сжалось:
что поделать – каждому своё!
Только в сердце врезалась не жалость –
маленькое мужество её. На бессмертье я не притязаю.
Но уж коль уйти – не тосковать.
Так уйти, чтоб, даже замерзая,
хоть кому-то душу согревать. Гордость Я по утрам, как все, встаю.
Но как же мне вставать
не хочется!
Не от забот я устаю –
я устаю от одиночества. Я полюбила вечера
за то, что к вечеру, доверчиво,
спадает с плеч моих жара –
мои дела сдаются к вечеру. Я дни тяжёлые люблю
за то, что ждать на помощь некого,
и о себе подумать некогда.
От трудных дней
я крепче сплю. Но снова утро настаёт!
И мне опять –
вставать не хочется
и врать, что всё –
наоборот:
что я устала –
от забот,
что мне плевать
на одиночество. | Вдовья песня Годы, как ласточки, мчатся…
Что впереди — не боюсь.
С кем только, милый, прощаться
в час, когда я соберусь? Выйду ли к Волге с рассветом,
ночь ли в окне простою, —
милый мой, только об этом
думаю думу свою. Милый мой, выросли дети,
поумирала родня…
Был ты, мой милый, на свете
только один у меня. Всё, что нам выпало в жизни —
счастье твоё и моё —
не пожалел для отчизны,
Всё ты отдал за неё. Годы — пускай себе мчатся!
Старость — не радость, а груз.
…С кем мне, мой милый, прощаться
в час, когда я соберусь? Всего-то горя – бабья доля! Всего-то горя –
бабья доля!
…А из вагонного окна:
сосна в снегу,
былинка в поле,
берёза белая –
одна. Одна тропинка –
повернулась,
ушла за дальнее село…
С чего вдруг
так легко вздохнулось?
Ведь так дышалось
тяжело! Уж не с того ли,
не с того ли,
что вот из этого окна –
трудна,
горька,
а вся видна,
как на ладони,
бабья доля… Сосна в снегу,
былинка в поле.
Не я одна!
Не я одна. От берёзового колышка… От берёзового колышка,
от далёкого плетня
отвязалась речка воложка,
докатилась до меня. Вот и гуси сизокрылые,
вот и старая ветла…
Что ж так поздно, речка милая?
Где ж ты раньше-то была? Вот и горькая припевочка
вниз по реченьке плывет:
«Не тому досталась девочка,
потому и слёзы льёт!» Замерла ветла корявая:
Всё, как надо, поняла.
Что ж ты поздно, песня правая?
Где ж ты раньше-то была? |
Свежие комментарии