| Оскорбленная земля Края, затопленные мукой,
молчание без края,
труд муравья, расщепленные скалы,
а вместо клевера или пшеницы
кровь.
Привольная Галисия, светлая, как ливень,
теперь соленая от слез.
Эстремадура - кровь вкруг раны,
небо и свинец.
Бадахос средь мертвых в забытьи.
Малага, распаханная смертью,
в горах, над пропастью, -
где, обезумев, матери
кидали новорожденных - о камень.
Ярость, гнев,
скорбь, слезы, беспамятство, безумье -
кости на дороге
и камень, похороненный под пылью.
Столько горя, столько смерти,
так страшен бег зверя по звезде,
что и победа не сотрет крови -
ничто - ни море, ни поступь времени,
ни жаркая герань могилы. *** Ты отказала мне во всём, и всё же
я и такой свою любовь приемлю.
Хотя бы потому, что смотрим оба
мы в это небо и на эту землю. Я чую, как сплетеньем вен и нервов,
укрытых под мерцаньем лунной кожи,
ты содрогаешься в объятьях ветра,
который и меня объемлет тоже. Ты отказала мне во всём, и всё же
ты – зрение моё и осязанье.
Как счастлив я, что вижу это поле,
которое ласкала ты глазами. Не разлучит меня с тобой разлука:
зажавши уши и глаза зажмурив,
я в птичьей стае распознаю птицу,
которую ты видела в лазури. И всё же ты во всём мне отказала,
и от тебя не жду я благостыни.
И твой ручей серебряного смеха
погасит жажду не моей пустыни. Моё вино отвергнуто тобою,
но по душе мне, милая, твой милый.
Моя любовь да обернётся мёдом
тому, любовь, кого ты полюбила. Но эта ночь… Одна звезда над нами…
Я знаю: я к ней намертво привязан!
Во всём ты отказала мне, и всё же
я всем тебе, любимая, обязан. Париж Я живу в стране такой шелковистой на ощупь,
как осенняя кожица виноградин,
лиловеет, белеет и зеленеет время
солнце только что скрылось и не вернется;
и деревья на голых ветвях вздымают
предпоследний полусвет-полусумрак;
приглушен коврами голос поэтов;
здесь ничто не режет глаз и не ранит;
здесь каноны нежности нерушимы. Обживаю я уютную местность,
берега застывших рек здесь покрыты
самой стойкой краской воспоминаний;
все страданья выстраданы, а войны
раз и навсегда завершились пактом
меж забывчивостью и честью;
здесь никто не вправе терпеть лишенья и голод;
и осталось одно: войти в золоченые двери,
за которыми ждет меня осень. | По тебе я ночами изнываю от жажды
и сквозь бред прорываюсь тщетно к жизни твоей.
Так до судорог жаждет опалённая сельва
жаждой жаркого горна, жаждой жадных корней.
Что мне делать? Я сгину без очей твоих ночью.
Я без них различаю одну пустоту. Твоё тело налито болью всей моей смуты.
Ты меня настигаешь, как звезда – темноту.
Я родился в рубашке из терновых вопросов.
Лишь в твоём многозвучье я ответы нашёл.
Белый якорь, упавший в наше общее море,
ты зерну моей сути – борозда и глагол.
Как поёт моя суша под твоими следами! Как без глаз твоих жажду глаз моих утолить,
если ты – моя жажда и её утоленье… Как забыть тебя, если невозможно забыть?
Если ты наважденье, как избыть его, если
даже кости и жилы жадно жаждут тебя?
Жаждут до исступленья, беспощадное счастье,
разрываясь от боли и до боли любя.
Жажда губы сожгла мне. Где же губы любимой?
Жажда выпила очи. Что же очи твои? Отыщи в себе, – слышишь? – запали в себе жажду
и в костёр моей плоти снизойди и сгори.
Эта жажда пожара неужели не сыщет
пищи в сердце твоём, не сожжёт без следа,
и в соитии смертном не сойдутся две жажды,
истребляя друг друга, как огонь и вода? *** Ветер Но ничто не сравнится с ветром,
с ветром в скалах, с водой студёной,
напоить готовой поля,
с налитым простором, со светом,
утоляющим жажду Вселенной,
с ароматом зелёным земным. Потому-то я возвращаюсь
то и дело туда, где не был,
чтобы встретиться вновь с собою,
вновь и вновь встречаюсь с собою,
под прохладным взором луны,
и, насвистывая от счастья,
снова в путь по камням пускаюсь:
нет заботы иной, чем быть,
нет родни родней, чем дорога. *** Люблю твоё молчанье – как будто ты исчезла,
Мой голос не проникнет в твой удалённый грот.
Глаза мои стремятся найти тебя, как прежде,
Но поцелуй мой, видно, навек сомкнул твой рот. Вселенские предметы мою впитали душу,
И ты из вещной сути возникла, полнясь мной,
Как бабочка весною, вдруг кокон свой разрушив,
Как слово меланхолия, полна моей душой. Люблю твоё молчанье, когда ты так далёка
Что голос твой дрожит, словно бабочки крыло.
Так далеко отсюда, что мой потерян голос
В молчанье твоих улиц: что было, то прошло. Позволь и мне доверить тебе своё молчанье,
Пусть ярким светом лампы, простое, как кольцо,
Оно расскажет тайну галактик и созвездий,
Где звёзды молчаливо хранят твоё лицо. Люблю, когда молчишь ты, как будто бы исчезнув.
Мне больно: ты далёка, как будто умерла.
Брось мне одно лишь слово, одну улыбку — в бездну,
Мне больше и не нужно, я рад, что ты была. |
Свежие комментарии