О ТИХИХ ДНЯХ Дни поздние: их призрачность так зряча -
как обращённый к свету взор больного,
увы. Но их очес немые плачи
ночь затеняет, возвращаясь снова. Они с улыбкой думают о росте
своём, как будто песню вспомнить силясь,
и ищут слово для печальной гостьи,
что в немоту надолго погрузилась. Так солнце на больных цветах играет,
и от смертельной стужи отвлекает;
и в сырости они дрожат нелепо. Но красный лес в тьму канул незаметно,
и стукание дятла ночесмертно,
как отголосок из глухого склепа. ШАБАШ Дыхание дурманящих растений
туманит разум в лунном колыханье,
и ощущаю я их обвиванье,
как шабаш ведьм в угаре их радений - Кровавые цветы вдруг расцветают,
из сердца похоть выжимая грубо,
как губки, изощрённые их губы
на пьяном горле яростно взбухают. Чумной цветок тропического ада -
в мои всосался губы в жуткой яви,
моё мученье пеной обслюнявя. И душит - о, свирепая менада -
и изнуряет чадом знойной пасти
и мукой, и восторгом дикой страсти. БЛАГОГОВЕНИЕ О, нерастраченность благоговенья
перед певучим колокольным звоном
и алтарём, и сумраком моленья,
и куполом, под небо вознесённым. Перед вечерним голосом органа,
и площадей далёким затиханьем,
журчаньем ручейка, что несказанно
волнует сходством с детским лепетаньем. Как некогда, я складываю руки,
шепчу молитв забытые скрижали,
мой взор туманят ранние печали. И вновь встаёт, исполнен мрачной муки,
лик женщины одной, ни с кем несхожий -
и захожусь я в нечестивой дрожи. У ОКНА Над крышами небес голубизна,
облака крадутся стороной,
в росе весенней кустик у окна; хмелея, птица юркает в эфир;
заблудший аромат цветов,
и знает, знает сердце: это - мир! Растёт тишина и полдень печёт!
О, Боже, как мир велик!
Грежу и грежу, а жизнь течёт,
течет жизнь, но где-то вовне,
за морем одиночества моего!
И сердце знает: нерадостно мне. | СУМЕРКИ Корёжишься от каждой боли ты,
бросает в дрожь мелодий разноброд,
щепьё от арфы - это, сердце, ты,
из чьей тоски больной цветок растёт, Как погасить, убийца и вампир,
последнюю искру в душе он смог,
как он разбожествлен, сей грубый мир -
как шлюха, мерзок, болен и убог. Отвратна пляска теней и дика
под залихватский и надрывный звон
над красотой тернового венка: потерянный герой увенчан им -
о, жалкий приз отчаянья, и он
со светлым божеством непримирим. РАСПАД Как дует ветер! Затухая,
поют зелёные огни,
забыл про праздничные дни,
зал, в лунном свете утопая. Портреты предков умилённы,
как тени из небытия,
пространство затхло от гнилья,
в круг собираются вороны. Из-под окаменевшей маски
глядятся чувства прошлых дней
всё искажённей и больней -
заброшенно и без огласки. И аромат садов унылый
к распаду ласково приник,
как тихий и дрожащий вскрик
над свежевырытой могилой. УЖАС Я видел, как я в комнату входил.
И звезды нанцевали в синей пыли,
собаки в поле, надрываясь выли,
и фён верхушки сосен ворошил.
Вдруг: тишина! И в лихорадке рот
зацвел отравными цветами странно,
и заструилась с веток, как из раны,
роса, как кровь - течёт, течёт, течёт.
Из зеркала - обманчивой пустыни,
из ужаса и мрачноватой стыни
лик Каина поднялся, как живой!
Прошелестел портьеры бархат синий,
луна глядит в окно, как из пустыни.
лицом к лицу: я и убийца мой! ПРОШЕДШЕЙ МИМО Однажды предо мной возник
исполненный великой болью лик,
со мною связанный таинственным родством;
божественным послом
он появился, сгинувший потом.
Однажды предо мной возник
исполненный великой болью лик,
я им проникся всем нутром,
как если бы узнал я в нём,
кого любимой я назвал в ином
бытийстве, сгинувшем потом. |
Свежие комментарии