МЫ ИХ ЧИТАЕМ В ПЕРЕВОДЕ. Фрэнсис Брет Гарт

Упавшая волшебная свирель Ещё хранит в себе звучаний диво. Прервав аллегро, умер менестрель, И не вернуть мотивы. Но кто закончит прерванный напев, Пробудит инструмент нам столь желанный, Даст трубочке тончайшей, осмелев,  Грозу трубы органной! Его перо! мы в памяти несли Златой изгиб! Журчал смех граций зыбкий На острие, когда от сердца шли И фразы, и  улыбки! То истина, иль в шутку, иль всерьёз, Или слова поддержки, ободренья. Речь о златых дарах он произнёс. Что звон того даренья! Но мага жезл напрасно мы берём, Мы волшебством подобным не владеем, Власть колдовства лежит, простясь с пером, В могиле с чародеем.

На оливе, что мертва, Кто-то вырезал слова — «Мануэла из Ла Торре». Среди старых стен весной Бьётся дождь, а летом — зной, Ветер зря поёт лесной «Мануэла из Ла Торре». Песня та уже без слов, Но звучит рефреном зов — «Мануэла из Ла Торре». Ночью, стих лишь ветра стон, Вдалеке гитары звон, И печальный обертон Самой давней из историй,— Так давно твой пели взгляд, Старых стен был молод ряд, Мануэла из Ла Торре.

Рок

"Небо нахмурилось, грозные скалы, Белыми брызгами шторм у причала, С волнами ветер увлёкся игрой, Море испытывать я не герой"; "Тропы узки, лес — туманный кошмар, Где-то таится в ветвях ягуар, Заняты львы молодые игрой, Я на охоту идти не герой!". Но шхуны без риска по морю плывут, Вернувшись, охотники песни поют,  А город, построенный здесь на скале, Навеки исчез в задрожавшей земле.

О чём пела пуля

О, радость творения — Быть! В полёте про всё Позабыть! Как бы не был кончен бой, Хотя скрыто всё пальбой, Он назначен мне судьбой —  Полюбить! Вижу я, где он стоит, Одинок, И нажать уже грозит На курок, Узнаю его черты, Грациозной красоты,  Он лишь — цель моей мечты, Мой дружок. Это он — моя Любовь! Он так смел! Это я — твоя Любовь! Твой удел! Я блаженствую, мой свет! Поцелуешь ли в ответ? Почему ты не согрет Среди тел?

Крыльями рядом машешь лениво Вечной бродяжкой ты над волной, Глянь-ка, буруны здесь говорливы, Рокот прибоя, сланцы залива, Может сегодня будешь со мной. В жизни, подруга, нет измененья, Злобу ты знаешь бури шальной; Так же мне больно видеть крушенья; Чуть сожалея, чуть в треволненье, — Я у прибоя, ты над волной. После скитаний — близко, далёко, — Вновь тебя тянет берег родной, Здесь после странствий мне одиноко: Связь наша — радость волею рока, — Я у прибоя, ты над волной. Вяло вздыхает грудь океана, Так и живём мы жизнью одной: В гальке ты гнёзда ищешь так рано, Воды мне дарят покой неустанно, — Я у прибоя, ты над волной.

Я стоял на вершине горы у креста, И следил за поверхностью вод, Здесь дрейфует корабль, где горы темнота, А другой — отплывает в поход. В белых крыльях один, за кормой полоса, Бьются по ветру вымпел и шкот; На другом же обстенены все паруса — Вот корабль, что меня только ждёт! Но смотри! Вдалеке разошлись облака, Путь мой — пламя открытых ворот, И на судне, стоящем в заливе пока, Ликованье матросов идёт.  Так несли утешенье следы Его ног — В Галилее сиял небосвод, Я по знаку не берег спущусь без тревог К кораблю, что меня только ждёт.

Из сумрачных прерий, средь скошенных нив, Не робок, не смел, бесконечно ленив, Ползёт с неохотой, гонимый судьбой, По влажной прогалине серый изгой. Как тень на стерне у стены притаясь, Прыжками, ползком, и паденья боясь, Костист, вислоух, не искал он покой, Бродяга испытанный, серый изгой. Стой, Карло, дружище, — ты чуешь родню, —  Иди, приведи его ближе к огню. Что, Карло! Рычишь! Говоришь, что чужой, Не родич тебе этот серый изгой. Ну, ладно, что хочешь, бери, — пусть тайком,  Прося иль воруя, — вопрос не о том, Тебе это помощь в дороге прямой, О, четвероногий монах серый мой!

О, звон плывёт, О, звон поёт Над мрачной пустошью глухой, Вечерня с берега несёт Благословенье и покой, Да будут житницы полнее! О перезвон! О Eleison! Колокола из Монтерея! О, звон гремит, О, звон гудит Среди равнин и крепких стен, По трубам голос его мчит, Не повторяя свой рефрен, На рынке, в храме всё слабея! Хрустальный звон! Печальный звон! Прощальный звон из Монтерея! О, звон, что вмиг, кругом поник, Вернись, верни, все снова ждут: Не изувера ярый крик, Не строгой веры страшный суд, — Любовь Его верни скорее, О перезвон! О Eleison! Колокола из Монтерея!

Милая дева, в смятенье, в волненье, Что ты там шепчешь всё в недоуменье? «Глазки большие и дики немножко?» Ну-ка, получше смотри, моя крошка! Взглянешь получше — увидишь живые Щёки с румянцем, глаза голубые. 
Ты всё дивишься, моя недотрога? Может быть грудь твою полнят тревогой Руки, что стан твой изящный греховно Обняли, или прикрыли любовно? Ты не смотри на ручища с опаской — Лучшие здесь и защита, и ласка! Красная Шапочка, милая крошка, Ну почему я при встрече ладошку Жму твою, молча; вздыхаю глубоко, Если ты щёчку подставишь для «чмока»? Правду не скроешь, смотри, моя лапочка, Да, я — не бабушка, милая Шапочка!