ЗНАКОМИМСЯ ИЛЬ ВСПОМИНАЕМ. Белла Дижур

Бе́лла Абра́мовна Дижу́р (30 июля1903, Черкассы, Киевская губерния, Российская Империя — 17 февраля2006, Нью-Йорк, США) — русская поэтесса, прозаик. Мать скульптораЭрнста Неизвестного.

Окончив Ленинградский педагогический институт имени Герцена приехала преподавать в родной Свердловск. Работала и одновременно писала стихи. Но их не печатали. Рецензентам и цензорам все время казалось, что «у этой дамочки что-то такое заложено между строчек; и не разберешь, что именно, однако явно не наше, не советское».

Поскольку Белла Абрамовна была по образованию учителем, один умный редактор предложил ей писать научно-художественную прозу для детей. Так в этом жанре она и процветала, издаваясь большими тиражами и на Урале, и в столице.

Процветала, пока в конце 40-х едва не угодила в состав группы местных «безродных космополитов». Ее должны были исключить из Союза писателей, но как-то пронесло. Возможно, посодействовал прекрасно к ней относившийся автор знаменитых сказов Павел Бажов. А может, просто хранила судьба.

Она преподавала биологию и химию, была химиком-экспертом в милиции, заведовала химической лабораторией на заводе. Но оставила профессию, чтобы без помех писать стихи и прозу, сочинять научную фантастику для детей.

ГОРОДСКОЙ ПЕЙЗАЖ 1 Хорошо ли, плохо ли, Я еще жива, Под озябшим тополем Влажная трава, А (нежнейшей грации) Рядом с топольком Юная акация Стынет под дождем. Голуби грудастые Жадно корма ждут, Зонтики цветастые Над водой плывут, Деловое утро поднимает флаг И летит над пропастью на добычу благ. Помоги мне, Господи, душу сохранить! Чтоб с утра до вечера без греха прожить. 2 Хорошо ли, плохо ли, Я еще жива И почти по-прежнему Мыслит голова, Не боюсь бессонницы, Хлеб насущный ем - И, как говорится, Нет проблем. Но в душе встревоженной Поселился страх, Ангелы крылатые плачут в небесах, А у древней истины Свой сухой отсчет: Мир перелопаченный Нас перерастет, Закалятся в пламени Вечные грехи, Вновь из праха вырастут Горькие стихи. *** Вижу мир, как в полусне, Не пою, не плачу, Будто бы отныне мне Мир иной назначен. Мир неведомой страны Перевоплощений, Будто вижу те же сны В новом измереньи И хочу, чтоб в час последний Рядом был со мной Наймудрейший собеседник, Но - глухонемой! Погрустит у изголовья... Я при нем усну. Отойду от пустословья В Божью Тишину. *** Со мной легко общаются собаки. Лохматыми ушами и хвостом Они мне шлют приветственные знаки И лижут туфли жарким языком. Есть среди них ходячая реклама — Красавица в одежке голубой, Ее выводит старенькая дама, Гордясь собакой больше, чем собой. И есть еще собака Маргарита, Медалями всемирно знаменита, Высокая породистая леди, Мы с ней дружны, как добрые соседи. Но всех милее черный колобочек. Он постоянно чем-то озабочен, Прильнет к ноге и жалобно скулит, Он что-то мне по-русски говорит.

Моя география Три-четыре остановки За бревенчатой Мельковкой, Через город русской славы, Мимо синей Даугавы, Бездорожье переплыв, Приземлилась в город-миф. Дышит влагою нью-йоркской Неба узкая полоска. Стоэтажные дома. И решетки. Как тюрьма. Ночью здесь никто не спит, О любви не говорит, Миф, лишенный сновидений Выше меры деловит. Но, себе на удивленье, В том пространстве деловом Для своих стихотворений Я устраиваю дом. Здесь светло и одиноко. Строчкам строгий счет веду, Вспоминаю без упрека Неизжитую беду. Три-четыре остановки От Нью-Йорка до Мельковки И на каждой остановке, Легкой рифмою шурша, Обновляется душа. *** Сухие колодцы, сухие сады, Усталые женские лица. Мы ждем, не дождемся прохладной воды, И плачут пустые глазницы. Лиловая туча гремит за окном И молнией угрожает, Соленые ветры врываются в дом И пахнут, как рыба живая. Молекулой влаги лаская глаза, Блеснет, загремит и взорвется гроза, И небо обрушит громаду воды На головы наши и наши сады. *** Пусть какой-нибудь святой Обо мне помолится, Потому что я живу За околицей, За околицей современности И ее космических ценностей. Не постиг мой разум убогий Сатанинских ее технологий И ее избыточной сытости, И ее бесстыжей открытости... Ископаемый робкий предок Дремлет в логове людоедов. *** Последний год двадцатого столетья. Безумный век трагических чудес. На тайные вопросы нет ответа, Лишь гром небес. Но Богом рождена не на погибель Моя неповторимая душа, И разве мы с тобою не могли бы, Эдемскою свободою дыша, Цветами обновить Священный Сад И мирно жить, как с братом брат. Но пуст Эдем. Колючками зарос, В потоке слез.