Серге́й Па́влович Бобро́в (9 ноября 1889 — 1 февраля 1971, родился и умер в Москве) — русский поэт, литературный критик, переводчик, художник, математик и стиховед, один из организаторов русского футуризма, популяризатор науки.
Стихи Боброва опубликованы в нескольких дореволюционных сборниках 1913—1917 гг. («Вертоградари над лозами», «Алмазные леса», «Лира лир»), где он сочетает характерные приёмы футуризма с имитациями классической русской лирики и экспериментов Андрея Белого (иногда параллельно стилизуя обе манеры); с формальной точки зрения для него характерны эксперименты с перебоями в классических размерах и пропуски ударений в трёхсложниках (как и для Пастернака того периода и в переводах Аксёнова из английской драматургии). Стихи Бобров продолжал писать до конца жизни, в 1960-е годы вновь печатался (в альманахах «День поэзии» и др.); не всё издано.
Бобров — автор мистифицированного продолжения стихотворения Пушкина «Когда владыка ассирийский», опубликованного в 1918. После того, как пушкинист Н. О. Лернер признал мистификацию за подлинный текст Пушкина, Бобров выступил с саморазоблачением, вскрыв методику создания подделки.
РабЯ раб греха. Вл. Соловьев О, в этом топоте и шепоте Все новое здесь для меня: Шум площади и эти лошади И бешеная пляска дня. Как сон, как сон вы, пальмы милые, Поля и хижины мои И хищники ширококрылые, И рек тяжелые струи. — Цепями режущими сдавленный Перед толпой я обнажен — Я — солнцем яростным отравленный, И всем, что было — явь и сон! Сосед с прогорклыми оливками Протягивает руку мне. И мысли пробегут обрывками В бунтующей нетишине,— И странен знак сторожу поданный — И я бледнею от стыда: Обманом пойманый и проданный Иду, иду, — куда? куда? Розовый садГде небом дышит сельный крин, Разоблачится сад небес (Вяч. Иванов) Розовый сад В яблоневом цвету — Оглянись назад В твою высоту — Примет твои мечты, Твою печаль Золотая как ты Небесная даль. И мелькнет, и блеснет река За лугами синими — там, Плывет рука Среди трав — к цветам. И ты окружен, оглушен Пением, игрою пчел — Куда ты пришел! — В розовый сад, в зеленый сон. Ты земное в земном покинь, Негодуя, терзаясь, любя! — Небесная синь Примет тебя. НеуверениеПростота необыкновенности, Степь — просто. Как сила жалости, Как утес морей. И бьющееся вперед Кто приневолит, Когда из боли щедрот Неба лед расколет. Кинься, кинься под черный день Под валы его перепонок. В глазах: день и тень, А в черни их незнакомый ребенок. Деньское метание Б. Л. Пастернаку На столе колокольчики и жасмины, Тютчев и химера с Notre Dame. Да, но в душе годины, как льдины, И льдины, как разломанный храм. Ты войдешь в комнату. — Да, все то же: Море потолка и ящерица-день; Жизни пустынное ложе Трепет и тень. Принимай же холодную ласку эту — Васильков и жасмина; Тебе, поэту, Одна, все одна горюет година. | Осенние печалиН. Н. Асееву. Там, в садах лазури холодной, Звенят, улетая, стрижи. Ты о скорби нашей свободной Расскажи. Нас осыпали пурпуром клены, Мы одни. Как далекие смутные звоны Наши тихие, бедные дни. Там зеленые тянутся тучки Над закатным огнем, Над сгорающим днем. Протяни мне холодные ручки, Мы теперь отдохнем. Там устали безмолвные тучки, Отдохнем. ПредчувствиеСергею Раевскому Цветет земля рукою нежной музы! — Качнется над водами очереть. На яблоню взлетит звеня удод, А над рекою тянут черногузы; — И с ней поют и пену мечут шлюзы, И комаров мятется хоровод, И пышнолиственный ведут черед Зеленые фонтаны кукурузы; Там топот отразит певучий мост, Турбина мельницы ведет извивы; А здесь ютится у родимой нивы Господней нивой серенький погост — И кто-то говорит мне издалека, Что и к нему приду я одиноко. За МосквойБашенки больничного сада, Заброшенный завод, Поломанная ограда, Далекий пароход. И холод земной пустыни, Как говоры горних трав! Погрузись в простор темносиний От былых и знакомых отрав. Забыть, забыть обо всем, Умереть с холодным деньком! Прими же днесь мои пени, Неясная мира весна, Успокой страстный бег мгновений, Весенняя волна. Забыть, забыть обо всем, Умереть с холодным деньком! — Не видно башенок сада, Угрюмо повис мост — Холодная отрада! Холодные блески звезд. Судьба стихаК А Большакову Каждый стих, отплывая, тонет В разгневанных полдневных парах, Полдень луч распаленный гонит и стонет, Испаряя маленький прах. Каждый стих, отплывая, гибнет В равнодушную прорубь луны. Она его не отринет, Сеть мертвой, жесткой волны. Вы же, легкие колоссы-звезды, Вы встречаете радостно его! И стихов налитые грозды Не отнимет у вас никто. |
Мечта в высях «— А почему это у вас такой глупый и надутый вид, синьоре?» «— Мир еще не рожал дурака, подобного вам, маэстро: — разве вы не видите, что я размышляю о концах и началах?» — и с этими словами Критикко еще сильнее надулся. (Ант. Фиренчеоли) Мечта стоит, как облако, в эфире И страж-поэт пред ней влачит свой плен; Не сосчитать прерывистых измен, Не обуздать плененной духом шири. Раскинется широкая гряда, Несуществующим исполнятся эфиры, — Под звон твоей всемирнопевной лиры Сурово открываешь: «никогда». И мир несется легким чарованьем, И мир кипит и алчный ронит плод: Твоей гармонией исполненный полет, Твоим высоким жгучим ликованьем. Не остановится прельститель мир! прощай, На огненной ладье кидаю встречу, И жизнь рукой стремительной отмечу: Покинь тот верный рай, лети, играй! |
Свежие комментарии