Эльдар Рязанов: Грустный, старый, мудрый

Народный артист Советского Союза, кинорежиссёр, сценарист, легенда отечественного кинематографа Эльдар Рязанов.

Эльдар Александрович Рязанов (18 ноября 1927, Самара, РСФСР, СССР) — российский и советский кинорежиссёр, сценарист, актёр, педагог, телеведущий, писатель, поэт, драматург, продюсер. Народный артист СССР (1984). Один из наиболее прославленных советских кинорежиссёров, крупнейший мастер лирических трагикомедий.

В 2002 году Э. А. Рязанов стал президентом Российской академии кинематографических искусств «Ника».
23 января 2005 года открылся киноклуб Эльдара Рязанова. Киноклуб задуман, по выражению самого Рязанова, как своеобразный центр отечественной комедии. В трёх залах, самый большой из которых рассчитан более чем на пятьсот мест, идут фильмы и спектакли, проходят творческие встречи, концерты.

Э. А. Рязанов преподавал на Высших курсах сценаристов и режиссёров (среди его учеников — режиссёры Ю. Б. Мамин, И. В. Дыховичный, Е. Цымбал, И. Фридберг).
Член Союза кинематографистов СССР.

В 2010 году стал одним из учредителей КиноСоюза.

Писать стихи Эльдар Рязанов начал начал не в молодости, а довольно поздно, уже когда стал тесно общаться с поэтами.

Цикл Успеха Успех поделен по годам, А что вы, собственно, хотели? В пять лет удачей было нам Проснуться на сухой постели. В семнадцать - мысли об одном, Как женщины быстрей добиться. И Счастье состояло в том, Чтоб в первый раз не осрамиться. А в двадцать пять везёт тому, Кто смог, не мешкая, умело, Найти хорошую жену, Что, кстати, не простое дело. Куда-то делись все друзья, То в тридцать пять - дурные вести. Для нас карьера и семья, Теперь стоят на первом месте. Всё на круги придёт своя, Мы в сорок пять вновь у барьера. Важней для нас уже семья, И только лишь потом - карьера. А в шестьдесят пять загрустим, О женщинах...(скажи на милость). И как в семнадцать, захотим, Чтобы хоть что-то получилось. Но вот уж восемьдесят пять, Как быстро годы пролетели. Одно лишь счастье нам опять - Проснуться на сухой постели. Как много дней, что выброшены зря… Как много дней, что выброшены зря, Дней, что погибли как-то, между прочим. Их надо вычесть из календаря, И жизнь становится еще короче. Был занят бестолковой суетой, День проскочил – я не увидел друга И не пожал его руки живой… Что ж! Этот день я должен сбросить с круга. А если я за день не вспомнил мать, Не позвонил хоть раз сестре иль брату, То в оправданье нечего сказать: Тот день пропал! Бесценная растрата! Я поленился или же устал — Не посмотрел веселого спектакля, Стихов магических не почитал И в чем-то обделил себя, не так ли? А если я кому-то не помог, Не сочинил ни кадра и ни строчки, То обокрал сегодняшний итог И сделал жизнь еще на день короче. Сложить – так страшно, сколько промотал На сборищах, где ни тепло, ни жарко… А главных слов любимой не сказал И не купил цветов или подарка. Как много дней, что выброшены зря, Дней, что погибли как-то, между прочим. Их надо вычесть из календаря И мерить свою жизнь еще короче. Меж датами рожденья и кончины (а перед ними наши имена) Стоит тире, черта, стоит знак «минус», А в этом знаке жизнь заключена. В ту черточку вместилось все, что было… А было все! И все сошло, как снег. Исчезло, растворилось и погибло, Чем был похож и не похож на всех. Погибло все мое! И безвозвратно. Моя любовь, и боль, и маета. Все это не воротится обратно, Лишь будет между датами черта. Все тороплюсь, спешу, лечу я, Всегда я в беге нахожусь, Нехваткой времени врачуя Во мне таящуюся грусть. И все ж не вижу в этом смысла — Жить, время вечно теребя. Куда бы я ни торопился, Я убегаю от себя. Ищу я новые занятья, Гоню карьером свою жизнь, Хочу ее совсем загнать я… Да от себя не убежишь!

Капризная память У памяти моей дурное свойство, – Любая пакость будет долго тлеть. Хочу прогнать больное беспокойство, Но не могу себя преодолеть. Как в безразмерной камере храненья, В сознаньи – чемоданы и мешки, В которых накопились оскорбленья, Обиды, униженья и щелчки. Не в силах изменить свою природу, Я поименно помню всех врагов. Обиды-шрамы ноют в непогоду, К прощенью я, простите, не готов. В самом себе копаюсь я капризно, На свалке памяти я черт-те что храню... Обидчиков повычеркав из жизни, Я их в воображеньи хороню. Конечно, признавать все это стыдно, И я раскрыл свой неприглядный вид. Я очень плох, и это очевидно, Мое сознание – летопись обид! У памяти моей дурное свойство – Я помню то, что лучше позабыть. Хочу прогнать больное беспокойство, Но не могу себя переломить. Музыка жизни Что жизнь? Музыкальная пьеса, Соната ли, фуга иль месса, Сюита, ноктюрн или скерцо? Тут ритмы диктуются сердцем. Пиликает, тренькает, шпарит, Бренчит иль бывает в ударе. Играется без остановки. Меняются лишь оркестровки. Ребячество наше прелестно, Хрустально, как отзвук челесты. Потом мы становимся старше, Ведут нас военные марши. Пьяняще стучат барабаны, Зовущие в странные страны. Но вот увенчали нас лавры, Грохочут тарелки, литавры. А как зажигательны скрипки От нежной зазывной улыбки. Кончается общее тутти. Не будьте столь строги, не будьте. Мелодию, дивное диво, Дудим мы порою фальшиво. Проносится музыка скоро Под взмахи судьбы дирижера. Слабеют со временем уши, Напевы доносятся глуше. Оркестры играют все тише. Жаль, реквием я не услышу. Грустный, старый, мудрый Жить бы мне В такой стране, Чтобы ей гордиться. Только мне В большом говне Довелось родиться. Не помог России Бог, Царь или республика, Наш народ Ворует, пьёт, Гадит из-за рублика. Обмануть, Предать, надуть, Обокрасть – как славно-то? Страшен путь Во мрак и жуть, Родина державная. Сколько лет Всё нет и нет Жизни человеческой. Мчат года... Всегда беда Над тобой, Отечество.

Эльдар Рязанов, "Неподведенные итоги"

Мне нравится все потертое и рваное.

У меня такая хорошая память, что я помню даже свой довоенный телефон: Г-69132. Я помню, что банка крабов в войну стоила 77 копеек. Приходишь в любой магазин — а там одни крабы; их не покупал никто. Что это и где это водится — никто ни фига не знал.

Я много с кем делал интервью — с Бельмондо, Клодом Лелюшем, Филиппом Нуаре, Альберто Сорди, но лишь когда я шел к Феллини, я шел и думал: «Иду к королю».
Только дураки думают над тем, как себя преподносить. Это, пожалуй, главное, чему я научился у Эйзенштейна.

Сегодняшнюю политическую ситуацию я сквозь себя абсолютно никак не пропускаю. Я не знаю, в какой стране живу, не знаю, какой у нас строй. Я не понимаю, условно говоря, за что сидел Ходорковский, а другой олигарх почему не сидит. Я понимаю одно: кроме русского языка, нас ничего больше не объединяет. Я сегодня живу не в стране, а на своей территории.

Когда такое вокруг происходит, я не могу больше играть в шахматы — это позиция Гарри Каспарова, бросившего шахматы ради политики. И я эту позицию не понимаю. Значит, он недостаточно любит шахматы.

Вы не смотрели моего «Андерсена»? Боитесь, что я сделал говно? А я последние два года жил ради этого фильма. Андерсен — кипяток со льдом и перец с вареньем. Все тут замешано. У него мать — алкоголичка, сестра — проститутка, дед — сумасшедший, а он — гений. Да, он отрекся от сестры и не приехал на похороны матери, но он не преступник. Пусть каждый в своей биографии поищет, не предавал ли он свою мать, не отрекался ли он от своих родственников, нет ли у него каких-то тараканов в голове.

Где есть юмор — там есть и правда.

«Изображая жертву» — антипоколенческая вещь. Матерный монолог следователя о молодых людях, которым все по фигу, — это сильно. Я не люблю картины с матом, но я бы на его месте говорил так же. Ненавижу это невежественное племя мальчиков и девочек.

Русские, если почитать фольклор, всегда хотели получить все сразу и много, и при этом не работать. Русские сказки — это и есть, к сожалению, национальная идея. Менталитет, который, мягко сказать, симпатии не вызывает. Лучшие люди в России всегда существуют вопреки ему.

Самое трудное, но и самое интересное и благодарное — делать комедии о хороших и добрых людях. Мольер не написал ни одной комедии, где действовали бы герои, которым мы хотим сочувствовать. Чтобы работать в этом русле, надо иметь такое чутье и так любить людей, как мало кто умеет. В нашем кино в этом жанре кроме нас с Эмилем Брагинским никто не работал. Чаплин делал такое, но только лучше, чем мы.

Что меня трогало в пятидесятые, шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые — это же трогало и огромное количество людей, большинство. Сегодня таких, как я, все меньше и меньше. Феллини в восьмидесятых говорил: «Мой зритель уже умер». Это ужасная правда.

Почему юмор смертен?

К сожалению, юмор стареет и умирает, Я имею в виду юмор не как понятие вообще, а юмор, рожденный в определенную эпоху. Бессмертного юмора не существует. Шутки, каламбуры, анекдоты, репризы, которые забавляли и веселили одно поколение, оставляют равнодушным другое.
Сейчас едва ли встретишь читателя, который заливался бы хохотом над комедиями Аристофана. Нелегко увидеть и смеющегося человека с томиком комедий Шекспира. Значительно ослабело «смеховое» воздействие на читателя и Марка Твена, и Оскара Уайльда, и Антоши Чехонте, и Джерома Джерома, и Аркадия Аверченко с его коллегами «сатириконцами».
Этот список можно было бы продолжить. Даже произведения Ильфа и Петрова, которые мы с детства знали наизусть, куда меньше увеселяют нынешнюю молодежь.
А показ ранних короткометражек гениального Чаплина по телевидению для многих зрителей не стал ожидаемым праздником, а иных и совсем разочаровал. Оказалось, что далеко не все чаплиновские «комические» выдержали испытание временем.

Эльдар Рязанов скончался в одной из московских больниц в возрасте 88 лет. Kинематографист умер в ночь на 30 ноября 2015 около полуночи.

Источник и Источник