Шарль Пьер Бодле́р (фр.Charles Pierre Baudelaire[ʃaʁl pjɛʁ bodlɛʁ]; 9 апреля1821 года, Париж, Франция — 31 августа1867 года, там же) — поэт и критик, классик французской и мировой литературы — самая яркая звезда на литературном небосклоне Франции, да и всего Запада.

Его главная поэтическая книга "Цветы Зла" переведена на все европейские языки, имя Бодлера высоко почитаемо многими выдающимися литераторами, философами и ценителями высокой поэзии.

При жизни Бодлера обвинили в имморализме, поэтический сборник "Цветы Зла" изъяли из продажи, а самого поэта осудили на крупный штраф за оскорбление морали.

Из сборника «Цветы Зла»:

Лета

Приди на грудь ко мне жестокая, глухая,
Тигр обожаемый, на вид ленивый зверь!
В густые волосы твои вонзить теперь
Персты дрожащие надолго я желаю.

Больную голову хочу я завернуть
В шелк юбок, пахнущих тобою сумасшедше,
И затхлость запаха моей любви ушедшей,
Как вялые цветы, мне хочется вдохнуть.

Мне хочется уснуть! Ах, жизни сон дороже!
Без угрызения запечатлеть во сне
Чудесном, словно смерть, тогда удастся мне
Лобзанья на твоей, как медь, блестящей коже.

Пусть будет пропастью глухой постель твоя!
Ей слез не поглотить утихшего мученья!
Ах, на твоих устах - могущество забвенья,
В твоих лобзаниях - летейских вод струя!

Я подчинюсь судьбе, как предопределенной!
Рок! Наслажденьем ты отныне будь моим.
Покорный мученик, я рвением своим
Удестеряю казнь, невинно осужденный.

Чтоб злобу утопить, хочу напиток твой
Я высосать до дна, о, добрая цикута,
Близ дорогих сосков грудей, до той минуты
Не бывших для сердец еще ничьих тюрьмой.

Перевод: В. Г. Шершеневича

Превращения вампира

Мне женщина соблазн раскрыла губ пунцовых;
Ее вздымалась грудь, в плену одежд шелковых,
И, корчась как змея на медленном огне,
Душистые слова она шептала мне:
"Уста мои влажны, и мне дано уменье
На ложе усыплять все страхи и сомненья;
Все слезы осушу на бархате грудей,
И старцам подарю смех радостный детей;
Для тех, пред кем хоть раз красу я обнажила,
Я заменю моря, и небо, и светила;
Я, милый мой мудрец, так опытна в страстях,
Когда мужчин душу в объятьях, как в сетях,
Иль груди отдаю укусам сладострастья,
Развратна и скромна, пленяя хрупкой властью,
Что я сумела бы, на ложе полном нег,
Бессильных Ангелов поработить навек":

Когда весь мозг костей моих уж иссосала
Она, и повернул я к ней свой взор усталый,
Чтоб страстный поцелуй вернуть, лежал со мной
Труп омерзительный, сочивший липкий гной.
Закрыл тогда глаза я в ледяном испуге;
Когда ж я их раскрыл под утро, от подруги
Вчерашней, что на грудь свою меня влекла,
В чьих жилах кровь рекой обильною текла,
Остался лишь скелет, разбитый и скрипящий,
Дрожавший жалобно, как флюгер, дух щемящий,
Иль вывеска, когда томит ее Борей
Дыханием своим в часы глухих ночей.

Перевод: А. Ламбле

Красота

Вся, как каменная греза, я бессмертна, я прекрасна,
Чтоб о каменные груди ты расшибся, человек;
Страсть, что я внушу поэту, как материя, безгласна
И ничем неистребима, как материя, вовек.

Я, как сфинкс, царю в лазури, выше всякого познанья,
С лебединой белизною сочетаю холод льда;
Я недвижна, я отвергла беглых линий трепетанье,
Никогда не знаю смеха и не плачу никогда!

Эти позы, эти жесты у надменных изваяний
Мною созданы, чтоб душу вы, поэты, до конца
Расточили, изнемогши от упорных созерцаний;

Я колдую, я чарую мне покорные сердца
Этим взором глаз широких, светом вечным и зеркальным,
Где предметы отразились очертаньем идеальным!

Перевод: Эллиса

Прежняя жизнь

Я прожил много лет средь портиков широких,
Что в бликах солнечных торжественно горят;
Как в сумраке пещер базальтовых, глубоких,
Я полюбил бродить под сенью колоннад.

Волной колышима, лазурь небес далеких
И догорающий в моих зрачках закат,
И полнозвучный рев и звон валов высоких
Одной гармонией ласкали слух и взгляд.

Я прожил много лет, покоем восхищенный,
Среди лазури волн и пышной красоты,
С толпой моих рабов, нагой и умащенной;

Зной охлаждающих широких пальм листы
Заботливо рабы над головой качали,
Но тайных ран души, увы, не облегчали.

Перевод: Эллиса

Отречение святого Петра

А Бог – не сердится, что гул богохулений
В благую высь идёт из наших грешных стран?
Он, как пресыщенный, упившийся тиран,
Спокойно спит под гул проклятий и молений.

Для сладострастника симфоний лучших нет,
Чем стон замученных и корчащихся в пытке,
А кровью, пролитой и льющейся в избытке,
Он всё ещё не сыт за столько тысяч лет.

Ты помнишь, Иисус, тот сад, где в смертной муке
Молил ты, ниц упав, доверчив, как дитя,
Того, кто над Тобой смеялся день спустя,
Когда палач гвоздём пробил святые руки,

И подлый сброд плевал в Божественность Твою,
И жгучим тернием Твоё чело венчалось,
Где Человечество великое вмещалось,
Мечтавшее людей сплотить в одну семью,

И тяжесть мёртвая истерзанного тела
Томила рамена, и, затекая в рот,
Вдоль помертвелых щёк струились кровь и пот,
А чернь, уже глумясь, на казнь твою глядела, –

Ужель не вспомнил Ты, как за Тобою вслед,
Ликуя, толпы шли, когда к своей столице
По вайам ехал ты на благостной ослице –
Свершать начертанный пророками завет,

Как торгашей бичом из храма гнал когда-то
И вёл людей к добру, бесстрашен и велик?
Не обожгло Тебя Раскаянье в тот миг,
Опередив копьё наёмного солдата?

– Я больше не могу! О, если б, меч подняв,
Я от меча погиб! Но жить – чего же ради
В том мире, где мечта и действие – в разладе!
От Иисуса Пётр отрёкся… Он был прав.