Музыкант и художественный руководитель оркестра Pratum Integrum Павел Сербин рассказывает, что особенного в концертах XVIII и начала XIX века и как он чудесным образом нашел, издал и исполнил один из них.
Партитура концерта для фортепиано с оркестром op. 50. Автограф Иоганна Вильгельма Гесслера © Библиотека Московской государственной консерватории
Я уже много лет занимаюсь историей русской музыки XVIII века, причем не как музыковед, у которого задача написать на эту тему книжку, а именно как музыкант-практик.
Потому что в один прекрасный момент я понял, что если у нас в России есть оркестры, которые занимаются старинной музыкой, то у них на первом месте должен быть русский репертуар — потому что это наша зона ответственности. Но и этот репертуар, и история этих композиторов до сих пор, в общем-то, серьезно не разработаны.Так получилось в первую очередь из-за плохой сохранности документов. В начале XIX века, когда появился интерес к более раннему периоду, оказалось, что сгорели какие-то конторы, в которых хранились письма музыкантов, пропали их личные архивы — и работать с этим материалом уже было очень сложно. После революции началась архивная чехарда, и для исследователей XX века оказалось недоступным даже то, что нашли в XIX веке.
Поэтому мне пришлось самостоятельно, в таких «военно-полевых» условиях, делать то, что не сделали музыковеды до меня. И я стал работать по многим композиторам сразу.
В России до XVIII века музыкальные инструменты из церкви изгонялись, а в быту существовали очень ограниченно. Поэтому здесь существовала певческая традиция, были сочинения для хора. Но в том, что касается инструментальной музыки, нам в XVIII веке приходилось нагонять все то, что было упущено (по сравнению с Европой) за предыдущее столетие.
И надо сказать, что Россия двигалась семимильными шагами — успех в этом у нее действительно был. Первое время в России писали инструментальную музыку либо российские композиторы, которые учились за границей, а потом вернулись сюда, либо иностранцы, которые часто сюда приезжали, кто-то за длинным рублем, кто-то по зову сердца (и многие из них в результате жили в России по двадцать-тридцать лет). Так продолжалось и при Петре III, и при Екатерине II, и при Павле, и при Александре I.
Иоганн Вильгельм Геслер. Гравюра по портрету Йожефа Фридьеша Вагнера. Помещена на титульном листе Шести сонатин ор. 45, издания Карла Венцеля. 1818 год
Одной из таких фигур был композитор Иоганн Вильгельм Гесслер. Он был родственником и учеником одного из последних учеников Иоганна Себастьяна Баха, Иоганна Христиана Киттеля. Затем учился у сына Баха, Карла Филиппа Эммануила Баха, а потом в Англии — у Гайдна. В Россию он приехал в 1792 году и вскоре стал придворным композитором и учителем фортепиано великого князя Александра Павловича (все дети Павла, тогда еще наследника престола, учились играть на разных музыкальных инструментах). Несколько лет Гесслер проработал там, потом ему все надоело, и в 1794 году он переехал в Москву — стал органистом лютеранских церквей и самым популярным и востребованным преподавателем фортепиано: все аристократы старались отдать своих детей Гесслеру. В общем, он был буквально царь и бог.
Поскольку у Гесслера благодаря его популярности были кое-какие деньги, он издавал свои сочинения — и эти ноты покупали, на них даже организовывались подписки. Гесслер был самым активно публиковавшимся композитором в России в конце XVIII — начале XIX века. Он даже несколько раз объявлял о том, что готов продать полное собрание своих сочинений. Но в действительности полным оно не являлось — потому что публиковал он только фортепианную музыку и изредка — сочинения для голоса и фортепиано, а серьезную оркестровую музыку, написанную для концертов в Москве и Санкт-Петербурге, не издавал — она вся оставалась в рукописях. Когда Гесслер умер, его сын увез его архив в Гамбург, и по преданию там все погибло в пожаре. По крайней мере, до сих пор этот архив нигде не всплыл — к огромному сожалению для русской культуры, да и для немецкой тоже.
Меня, естественно, в первую очередь интересовали именно оркестровые сочинения. Выяснилось, что один его концерт, видимо, написанный в районе 1810-х годов, все-таки был опубликован. До нас дошло очень немного концертов, написанных в России в XVIII и первой половине XIX века, поэтому я стал за этим концертом охотиться.
Опубликован он был не в виде партитуры (в то время партитуры не публиковались), а в виде отдельных партий (или голосов) для каждого музыканта. В специальной международной базе RISM (Repertoire International des Sources Musicales, это существующая с 1952 года база, в которой накапливаются сведения обо всех нотных изданиях мира) я увидел, что в мире сохранилось пять экземпляров оркестровых голосов этого фортепианного концерта, но ни один из них не находится в Москве. Правда, в отделе редких изданий и рукописей библиотеки Московской консерватории мне показали фортепианную партию этого концерта — я ее посмотрел, но сделать с ней без оркестрового материала ничего не мог.
Я уже собрался где-то заказывать эти ноты, как вдруг мне звонит хранитель отдела редкостей консерваторской библиотеки и говорит: «Ой, Паша, знаете, я тут рылась у нас в подвале — кажется, нашелся полный набор этих голосов». Я прихожу — действительно, лежат голоса на весь оркестр. На руки они никогда не выдавались — то есть их до меня фактически никто не видел. Тогда я их взял и стал восстанавливать по ним партитуру, сводить их все вместе. Это очень интересный издательский процесс, но в какой-то момент мне стало интересно уйти чуть в сторону. Я спросил, есть ли у них еще что-нибудь интересное этого времени — хотя вообще-то я их каталог знал почти наизусть. Они говорят: «У нас есть фортепианный концерт Геништы». Иосиф Геништа был учеником Гесслера, и я решил этот концерт посмотреть. Мне вынесли какую-то рукопись, я ее открыл — и понял, что музыка-то та же самая. Фамилия на рукописи не стоит, но стало ясно, что эта рукопись и есть концерт Гесслера в партитуре.
Поскольку в тот момент ни одного автографа Гесслера известно не было, мне было не с чем сравнить эту рукопись, чтобы выяснить, сделал ли ее композитор собственноручно. На рукописи были исправления, сделать которые мог только сам композитор — и я предполагал, что это может быть автограф, но поскольку доказательств не было, склонялся к тому, что это авторизованная копия: то есть Гесслер заказал ее какому-то копиисту, а затем сам ее скорректировал.
Ариетта. Автограф Иоганна Вильгельма Гесслера из собрания Берлинской государственной библиотеки
Опубликовав концерт, я подарил издание Берлинской государственной библиотеке. А буквально через полтора месяца через ту же самую систему RISM увидел, что они у себя выявили рукопись небольшой ариетты и атрибутируют ее Гесслеру. В Берлинской библиотеке всегда сканируют и вывешивают в общий доступ образцы всех почерков, чтобы исследователи могли сравнивать — и тут я увидел, что это точно такой же почерк, как в партитуре, которую мы нашли в Консерватории. То есть оказалось, что эту партитуру концерта он написал сам. Видимо, некоторые его рукописи все-таки осели на руках у людей, может быть, были куплены или подарены и случайно сохранились.
Но поиск — это еще не конец. Все то, что мы разрыли и восстановили, нужно вывести на концертную сцену. И в этом смысле у концерта Гесслера снова оказалась счастливая судьба: после того как была подготовлена партитура, мы его два раза сыграли в Москве, в Консерватории и в Доме музыки, а потом возили его в Германию, на фестиваль старинной музыки в Херне. Последний шаг — сделать студийную запись диска. Собственно, ее мы тоже уже сделали, но диск еще не вышел — теперь мы ждем, когда он выйдет и наши люди услышат, что, оказывается, в Москве жил такой замечательный композитор.
И. В. Гесслер. Финал концерта для фортепиано с оркестром op. 50 Фестиваль Tage Alter Musik, Херне (Германия), 15 ноября 2013 года. Оркестр Pratum Integrum. Солист — Ольга Мартынова (молоточковое фортепиано). Дирижер — Павел Сербин.
Записала Ирина Калитеевская
Свежие комментарии