Плащ Я сшил из песен плащ, Узорами украсил Из древних саг и басен От плеч до пят. Но дураки украли И красоваться стали На зависть остальным. Оставь им эти песни, О Муза! интересней Ходить нагим. Нет другой Трои Как мне пенять на ту, что в дни мои Впустила боль; ту, что, алкая мести, Звала безумцев развязать бои И натравить трущобы на предместья, — Была б отвага не слабей, чем злость?.. И что могло бы дать хоть миг покоя Той, чей надменный дух, как пламя, прост, Чей лик — как лук, натянутый рукою Из тех, что в век бессилья не в чести?.. С той красотой, торжественной и ярой, Что совершит она, и где найти Вторую Трою для её пожара? Мудрость приходит в срок Не в кроне суть, а в правде корневой; Весною глупой юности моей Хвалился я цветами и листвой; Пора теперь усохнуть до корней. Одному поэту, который предлагал мне похвалить весьма скверных поэтов, его и моих подражателей Ты говоришь: ведь я хвалил других За слово точное, за складный стих. Да, было дело, и совет неплох; Но где тот пес, который хвалит блох? Песня из пьесы «Воскрешение» Я видел: дева, не склонив чела, Смерть бога Диониса зрела строго, Живое сердце вырвала у бога И на ладони сердце унесла. Кровавой той и страшною порою Шли музы вслед за девой неземной И пели «Магнус Аннус» той весной, Как будто бога смерть была игрою. Другая Троя встанет высоко, Вновь будет ворон павшими кормиться, И вновь к заветной цели устремится, Раскрасив гордый нос, другой Арго. И будет Рим имперские бразды В дни мира и войны ронять от страха, Едва из горнего услышит мрака Глас грозной девы и ее Звезды. Неизбывный Зов Умолкни, неизбывный сладкий Зов! Ступай к небесным стражам-овчарам — Пускай кочуют до конца веков Тебе вослед сияньями во тьме. Иль не слыхал ты, что душа стара, Что ты — в прибое, в шелесте дубов, И в крике птиц, и в ветре на холме? Умолкни, неизбывный сладкий Зов! | Слова «Моей любимой невдомек, — Подумалось недавно мне, — Что сделал я и чем помог Своей измученной стране». Померкло солнце предо мной, И ускользающую нить Ловя, припомнил я с тоской, Как трудно это объяснить, Как восклицал я каждый год, Овладевая тайной слов: «Теперь она меня поймет, Я объяснить готов». Но если бы и вышло так, На что сгодился б вьючный вол? Я бы свалил слова в овраг И налегке побрел. Не отдавай всего себя Не отдавай любви всего себя; Тот, кто всю душу дарит ей, любя, Неинтересен женщине — ведь он Уже разгадан и определен. Любовь занянчить — значит умертвить; Ее очарованье, может быть, В том, что непрочно это волшебство. О, никогда не отдавай всего! Запомни, легче птичьего пера Сердца любимых, страсть для них игра. В игре такой беспомощно нелеп, Кто от любви своей и глух, и слеп. Поверь тому, что ведает финал: Он все вложил в игру — и проиграл. Когда ты состаришься Когда-нибудь старушкою седой Откроешь книгу, сядешь у огня, — Мои стихи! — и вспомнишь про меня, И вспыхнет взгляд твой, нежный и живой. Ты прелестью своей в сердцах мужских Рождала бури, свет и темноту. Но кто заметил странницы мечту И скорбный лик, открывшийся на миг? В камине жар, как догоревший мост. Ты вспомнишь, как Любовь ушла в слезах И горевала высоко в горах, Лицом зарывшись в мириады звезд. Молитва о дочери И вновь порывы с моря налетели На дом, где безмятежно в колыбели Спит дочь моя. К ней ветру нет преград: Лишь роща Грегори и голый холм стоят Перед шальным посланцем океана, Нещадно треплющим и крыши, и стога; Как мысль моя печальна и горька, Вот и молюсь за дочку безустанно. Давно брожу, а ветер не стихает, Я слышу, как он в башне завывает, Ревет под сводами моста, ревет Над вязами у вздыбившихся вод. Молюсь за дочь, и чудится мне вскоре: Грядущих лет выходит строй Под дикий барабанный бой Из смертоносной девственности моря. |
Свежие комментарии