Любовь На перевернутый ящик Села худая, как спица, Дылда-девица, Рядом - плечистый приказчик. Говорят, говорят... В глазах - пламень и яд,- Вот-вот Она в него зонтик воткнет, А он ее схватит за тощую ногу И, придя окончательно в раж, Забросит ее на гараж - Через дорогу... Слава богу! Все злые слова откипели,- Заструились тихие трели... Он ее взял, Как хрупкий бокал, Деловито за шею, Она повернула к злодею Свой щучий овал: Три минуты ее он лобзал Так, что камни под ящиком томно хрустели. Потом они яблоко ели: Он куснет, а после она,- Потому что весна. Споры Каждый прав и каждый виноват. Все полны обидным снисхожденьем И, мешая истину с глумленьем, До конца обидеться спешат. Эти споры - споры без исхода, С правдой, с тьмой, с людьми, с самим собой, Изнуряют тщетною борьбой И пугают нищенством прихода. По домам бессильно разбредаясь, Мы нашли ли собственный ответ? Что ж слепые наши "да" и "нет" Разбрелись, убого спотыкаясь? Или мысли наши - жернова? Или спор - особое искусство, Чтоб, калеча мысль и теша чувство, Без конца низать случайные слова? Если б были мы немного проще, Если б мы учились понимать, Мы могли бы в жизни не блуждать, Словно дети в незнакомой роще. Вновь забытый образ вырастает: Притаилась Истина в углу, И с тоской глядит в пустую мглу, И лицо руками закрывает... Чепуха Трепов - мягче сатаны, Дурново - с талантом, Нам свободы не нужны, А рейтузы с кантом. Сослан Нейдгарт в рудники, С ним Курлов туда же, И за старые грехи - Алексеев даже... Монастырь наш подарил Нищему копейку, Крушеван усыновил Старую еврейку... Взял Линевич в плен спьяна Три полка с обозом... Умножается казна Вывозом и ввозом. Витте родиной живет И себя не любит. Вся страна с надеждой ждет, Кто ее погубит... Разорвался апельсин У Дворцова моста... Где высокий гражданин Маленького роста? Самый глупый человек Едет за границу; Из Маньчжурии калек Отправляют в Ниццу. Мучим совестью, Фролов С горя застрелился; Губернатор Хомутов Следствия добился. Безобразов заложил Перстень с бриллиантом... Весел, сыт, учен и мил, Пахарь ходит франтом. Шлется Стесселю за честь От французов шпага; Манифест - иначе есть Важная бумага... Интендантство, сдав ларек, Все забастовало, А Суворин-старичок Перешел в "Начало". Появился Серафим - Появились дети. Папу видели за сим В ложе у Неметти... В свет пустил святой синод Без цензуры святцы, Витте-граф пошел в народ... Что-то будет, б р а т ц ы?.. Высшей милостью труха Хочет общей драки... Все на свете - чепуха, Остальное - враки... | Городской романс Над крышей гудят провода телефона... Довольно, бессмысленный шум! Сегодня опять не пришла моя донна, Другой не завел я - ворона, ворона! Сижу, одинок и угрюм. А так соблазнительно в теплые лапки Уткнуться губами, дрожа, И слушать, как шелково-мягкие тряпки Шуршат, словно листьев осенних охапки Под мягкою рысью ежа. Одна ли, другая - не все ли равно ли? В ладонях утонут зрачки - Нет Гали, ни Нелли, ни Милы, ни Оли, Лишь теплые лапки, и ласковость боли, И сердца глухие толчки... Утешение Жизнь бесцветна? Надо, друг мой, Быть упорным и искать: Раза два в году ты можешь, Как король, торжествовать... Если где-нибудь случайно, - В маскараде иль в гостях, На площадке ли вагона, Иль на палубных досках, - Ты столкнешься с человеком Благородным и простым, До конца во всем свободным, Сильным, умным и живым, Накупи бенгальских спичек, Закажи оркестру туш, Маслом розовым намажься И прими ликерный душ! Десять дней ходи во фраке, Нищим сто рублей раздай, Смейся в горьком умиленье И от радости рыдай... Раза два в году - не шутка, А при счастье - три и пять. Надо только, друг мой бедный, Быть упорным и искать. Зеркало Кто в трамвае, как акула, Отвратительно зевает? То зевает друг-читатель Над скучнейшею газетой. Он жует ее в трамвае, Дома, в бане и на службе, В ресторанах и в экспрессе, И в отдельном кабинете. Каждый день с утра он знает, С кем обедал Франц-Иосиф И какую глупость в Думе Толстый Бобринский сморозил... Каждый день, впиваясь в строчки, Он глупеет и умнеет: Если автор глуп - глупеет, Если умница - умнеет. Но порою друг-читатель Головой мотает злобно И ругает, как извозчик, Современные газеты. "К черту! То ли дело Запад И испанские газеты..." (Кстати - он силен в испанском, Как испанская корова). Друг-читатель! Не ругайся, Вынь-ка зеркальце складное. Видишь - в нем зловеще меркнет Кто-то хмурый и безликий? Кто-то хмурый и безликий, Не испанец, о, нисколько, Но скорее бык испанский, Обреченный на закланье. Прочитай: в глазах-гляделках Много ль мыслей, смеха, сердца? Не брани же, друг-читатель, Современные газеты... Интеллигент Повернувшись спиной к обманувшей надежде И беспомощно свесив усталый язык, Не раздевшись, он спит в европейской одежде И храпит, как больной паровик. Истомила Идея бесплодьем интрижек, По углам паутина ленивой тоски, На полу вороха неразрезанных книжек И разбитых скрижалей куски. За окном непогода лютеет и злится... Стены прочны, и мягок пружинный диван. Под осеннюю бурю так сладостно спится Всем, кто бледной усталостью пьян. Дорогой мой, шепни мне сквозь сон по секрету, Отчего ты так страшно и тупо устал? За несбыточным счастьем гонялся по свету, Или, может быть, землю пахал? Дрогнул рот. Разомкнулись тяжелые вежды, Монотонные звуки уныло текут: "Брат! Одну за другой хоронил я надежды, Брат! От этого больше всего устают. Были яркие речи и смелые жесты И неполных желаний шальной хоровод. Я жених непришедшей прекрасной невесты, Я больной, утомленный урод". Смолк. А буря все громче стучалась в окошко. Билась мысль, разгораясь и снова таясь. И сказал я, краснея, тоскуя и злясь: "Брат! Подвинься немножко". |
Свежие комментарии