Весна

Полна причудливых и ветреных утех,
Весна кружится в роще пробужденной
И теплою рукою обнаженной
Свевает вкруг себя забытый солнцем снег.

И разливается хмельная синева
От ясных глаз ее, и ветер, усмиренный,
Летит к ее ногам, покорный и влюбленный,
И выпрямляется замерзшая трава.

А там, навстречу ей, призывный шум встает,
И море темное и в пене, и в сверканье
Ей шлет апрельских волн соленое дыханье
И звуков буйных пестрый хоровод.

Апрель

Опять, забыв о белых стужах,
Под клики первых журавлей,
Апрель проснулся в светлых лужах,
На лоне тающих полей.

Кудрявый мальчик — смел и розов.
Ему в раскрытую ладонь
Сон, под корою злых морозов,
Влил обжигающий огонь.

И, встав от сна и пламенея,
Он побежал туда, в поля,
Где, вся дымясь и тихо млея,
Так заждалась его земля.

Ах, мир огромен в сумерках весной!...

Ах, мир огромен в сумерках весной! И жизнь в томлении к нам ласкова иначе... Не ждать ли сердцу сладостной удачи, Желанной встречи, прихоти шальной? Как лица встречные бледнит и красит газ! Не узнаю свое за зеркалом витрины... Быть может, рядом, тут, проходишь ты сейчас, Мне предназначенный, среди людей — единый! 1915 

Такое яблоко в саду...

Такое яблоко в саду Смущало бедную праматерь. А я, — как мимо я пройду? Прости обеих нас, создатель! Желтей турецких янтарей Его сторонка теневая, Зато другая — огневая, Как розан вятских кустарей. Сорву. Ужель сильней запрет Веселой радости звериной? А если выглянет сосед — Я поделюсь с ним половиной. Сентябрь 1921

Стихи предназначены всем...

Стихи предназначены всем. И в этом соблазны и мука. У сердца поэта зачем Свидетели тайного стука? На исповедь ходим одни. В церквах покрывают нам платом Лицо в покаянные дни, Чтоб брат не прельстился бы братом. А эта бесстыдная голь Души, ежедневно распятой! О, как увлекательна боль, Когда она рифмами сжата! И каждый примерить спешит, — С ним схожа ли боль иль не схожа, Пока сиротливо дрожит Души обнаженная кожа. 1917

Подумала я о родном человеке…

Подумала я о родном человеке,
Целуя его утомленные руки:
И ты ведь их сложишь навеки, навеки,
И нам не осилить последней разлуки.

Как смертных сближает земная усталость,
Как всех нас равняет одна неизбежность!
Мне душу расширила новая жалость,
И новая близость, и новая нежность.

И дико мне было припомнить, что гложет
Любовь нашу горечь, напрасные муки.
О, будем любить, пока смерть не уложит
На сердце ненужном ненужные руки!

Надеть бы шапку-невидимку…

Надеть бы шапку-невидимку
И через жизнь пройти бы так!
Не тронут люди нелюдимку,
Ведь ей никто ни друг, ни враг.

Ведет раздумье и раздолье
Ее в скитаньях далеко.
Неуязвимо сердце болью,
Глаза раскрыты широко.

И есть ли что мудрее, люди, —
Так, молча, пронести в тиши
На приговор последних судей
Неискаженный лик души!

Вербы

Распустились вербы мягкие, пушистые,
Маленькие серые зверьки.
Стебли темно-красные, блестящие, чистые
Тянутся к небу беспомощно-тонки.

На деревьях облаком влажным висит
Теплая, мягкая паутина сонная.
Небо над садом бледное, зеленое;
Небо весеннее о чем-то грустит.

В белой церкви звонят. Колокол качают.
Люди проходят усталою толпой.
Кто-то в белой церкви свечи зажигает
Слабой, несмелой, дрожащей рукой…

Плачьте, люди, плачьте! Всё услышат мглистые
Вешние сумерки с далекой высоты,
Всё поймут весенние, маленькие, чистые,
Грустные цветы.

Маме моей

Сердцу каждому внятен Смертный зов в октябре. Без просвета, без пятен Небо в белой коре. Стынет зябкое поле, И ни ветер, ни дождь Не вспугнут уже боле Воронье голых рощ. Но не страшно, не больно... Целый день средь дорог Так протяжно и вольно Смерть трубит в белый рог. 1913

Не с теми я, кто жизнь встречает...

Не с теми я, кто жизнь встречает, Как равную своей мечте, Кто в достиженьях замедляет Разбег к заоблачной черте, Кто видит в мире только вещи, Кто не провидит через них Предчувствий тягостных своих Смысл и печальный, и зловещий. Но чужды мне и те, кто в мире Как стран заоблачных гонцы. Мне не по силам их венцы И золото на их порфире. Иду одна по бездорожью, Томясь, предчувствуя, грустя. Иду, бреду в Селенье Божье, Его заблудшее дитя... 1936

Для каждого есть в мире звук...

Для каждого есть в мире звук, Единственный, неповторенный. Его в пути услышишь вдруг И, дрогнув, ждешь завороженный. Одним звучат колокола Воспоминанием сладчайшим, Другим — звенящая игла Цикад над деревеской чащей. Поющий рог, шумящий лист, Органа гул, простой и строгий, Разбойничий, недобрый свист Над темной полевой дорогой. Шагов бессоный стук в ничи, Морей тяжелое дыханье, И все струи и все ключи Пронзают бедное сознанье. А мне одна поет краса! То рокоча, то замирая, Кристальной фуги голоса Звенят воспоминаньем рая. О строгий, солнечный уют! Я слышу: в звуках этих голых Четыре ангела поют — Два огорченных, два веселых. Весна 1916

О, как согласно еще пылает…

О, как согласно еще пылает
Твой свет закатный, мой свет восходный!
А ночь разлуку нам возвещает
Звездой бессонной, звездой походной.

Прощай, любимый, прощай, единый,
Уж гаснет пламень роскошно-праздный.
В лицо повеял мне ветр пустынный,
И путь нам разный, и посох разный!

Начало жизни было — звук…

Начало жизни было — звук.
Спираль во мгле гудела, пела,
Торжественный сужая круг,
Пока ядро не затвердело.

И стала сердцевиной твердь,
Цветущей, грубой плотью звука.
И стала музыка порукой
Того, что мы вернемся в смерть.