На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Хвастунишка

6 788 подписчиков

Свежие комментарии

  • selyger ger
    И тут все вымерли..!Самые таинственны...
  • Алексей Яковлев
    Спортсмены ездят по разным городам, у них режим. Но и трахаться хочется. Чтобы спортсмены не нарушали режим и не иск...Чирлидинг – танцы...
  • selyger ger
    Никогда не слышал... не очень сильный голос,  я бы сказал - певица - релакс!Не забудем мы ни ...

ЗНАКОМИМСЯ ИЛЬ ВСПОМИНАЕМ. Вера Иосифовна Лурье

http://liveberlin.ru/wp-content/uploads/2014/08/vera01copyright.jpg

Ве́ра Ио́сифовна (О́сиповна) Лурье́ (нем.Vera Lourié; 8 (21) апреля 1901 — 11 сентября1998) — русская поэтесса «первой волны» эмиграции. Член поэтической студии Н. С. Гумилева «Звучащая Раковина» при Доме искусств.

Осенью 1921 года эмигрировала в Берлин Выступала как литературный критик в изданиях «Голос России», «Дни», «Новая русская книга» и других.

Регулярно публиковала стихи в газете «Дни». Печаталась в берлинских коллективных изданиях: альманахе «Струги» (1923) и сборнике стихов «Невод» (1933). Дружила с Андреем Белым, входила в сложившийся в городе круг русской интеллигенции (чета Эренбург, Нина Берберова, Александр Бахрах.

Лирика Лурье отличается ясностью и ла­коничностью, как у акмеистов.

В церкви

С.П. Ремизовой-Довгелло

Здесь на чужбине больше и больней
Я русское люблю богослуженье.
Мне голоса поют в церковном пеньи,
Поют, поют о родине моей.

В снегу густом мелькает Мойка снова,
И на углу наш сероватый дом,
Сарай, где на меня сходило слово,
Когда дрова колола колуном…

Вдруг вспомню детство, длинный год учебный,
В гимназии осенние молебны,
Квадратный класс с доскою на стене,
Там Моховая светится в окне.

Как хорошо, когда весь день отмечен,
Простою радостью, как хорошо, когда
У алтаря мерцают свечи.
Без слов молиться прихожу сюда.

(1923)

Железная печь

Это он для нас с тобой отмерил
Как в приюте для старух,
Два угла. О, будь хоть ты мне верен,
Мой железный, чёрный друг.

В щели окон вытянет, как вьюшку,
Страсть мою, твоё тепло.
Не смочить, не затопить подушку,
Сколько б слёз не утекло.

Кто солжёт: кусок горячий неба
В синеве ресниц густых?
Или ты, проверенная небыль
С горьким чадом бересты?

(1921)

***
(посвящается Б.Н.Б.)

Бескрылый дух томится о свободе,
(А в клетке-теле тесно и темно),
Незвонкой песней в тишину исходит,
Когда рассвет глядит уже в окно.

Бессонной ночью чище и прозрачней
Моя любовь, ненужная тебе…
А в небе светлом золотые мачты
Поплыли в даль, покорные судьбе.

Как этот мир отличен от дневного,
Покой и радость в щебетанье птиц,
А в жизни суетной мельканье снова
Событий смутных и ненужных лиц.

(1922)

Из цикла «Берег»

Идти на Смоленский, где за пять полен
лохмотья комфорта выносят на площадь,
где блага последние пряча в поле,
пустые желудки наживой полощут.

Москву по клочкам разнесли на торги.
Чего им жалеть? И о чём вспоминать им?
Вся участь – побольше аршинов и гирь,
Вся радость надежды в поддержанном платье.

Любовь рассучили волокнами льна.
Им стыд не страшней огородных трещоток.
И только лишь я, этим бредом больна,
Свести не решусь запоздалые счёты.

А жизнь, как вершки и аршины в куске,
Кому-то дарилась, рвалась, продавалась,
Ушла на заботу, пришлась по тоске.
И где ж из остатков выгадывать радость!

Умри, моя муза. В гнилой листопад
Мне всё изменило: и дружба, и счастье.
Последняя осень! Иди, выступай,
Ведь строчки, и те уже кровью сочатся.

Он горек, - так горек твой ранний приход.
Но знаю: все дни перелистаны мною,
И я даже памятью этих стихов,
Измены с любимого сердца не смою.

(1921)

* * *
Так это старость, это осень?
Твой суд – он верное справедлив.
Как мелкий щебень смял и бросил
Меня любви твоей отлив.

Опять к неведомым пределам
Тебя взманил урочный путь, -
Через растоптанное тело
Легко, - не в первый раз, - шагнуть.

В улыбках новых зреет пышно
Коричневое лето глаз.
А я в натруженное дышло
До дня последнего впряглась.

Но всё, в какой бы край счастливый
Твой жадный след ни убегал,
Я знаю – море в час прилива
К родным приходит берегам.

(1923)

Эшелон

(Посвящается К. Вагинову)

Мой дом разрушил ветер старый
И песни прежние унёс.
А люди спят на грязных нарах
Под равномерный стук колёс.

Далёким стал прощальный вечер,
Ночной туманный Петроград,
И поцелуй последней встречи,
И на лету последний взгляд.
Вагон качается устало,
Фонарь мигает в темноте,
И только сердце – месяц алый
Давно распято на кресте.

(1921)

Христос и Арлекин

Посвящается Н.Н. Евреинову


        Кто Вы такой, Христос и арлекин,
        Всегда носящий маску шутовскую.
        Усталый взгляд Рембрандтовских картин
        Я предпочла улыбке, поцелую.
        И по ночам я разучилась спать,
        Загадку жуткую решить не смею.
        Мне жесткой кажется моя кровать,
        И в бездну заглянуть я не умею.
        Кто вы такой, фанатик или шут?
        Какая тайна скрыта под личиной?
        Мне голову так больно мысли жмут,
        Мне бесконечно грустно без причины.
        А может быть Вы просто человек
        С душой больной, изломанной и жалкой.
        Унылый гость заманчивых аптек,
        В пальто осеннем, с деревянной палкой.
        Сегодня светом озаренный бог
        Вы смотрите на мир с любовью, верой,
        В нем много неизведанных дорог,
        А завтра безнадежность, боль без меры,
        Кругом не люди - уличная грязь,
        А Вы пророк - кокаинист усталый,
        Вам надоела с скучной жизнью связь
        И смертная тоска в улыбке вялой.
        Пусть будет так, я все равно люблю
        Кокаиниста и шута, пророка.
        Я терпеливо по ночам не сплю,
        По комнатам брожу я одиноко.
        Но неужели маску не сорву
        И тайну никогда я не узнаю.
        Я только Вами целый год живу
        И тоже маской от людей скрываю.

Картина дня

наверх