Эдуа́рд Гео́ргиевич Багри́цкий (настоящая фамилия — Дзю́бин, Дзюбан; 22 октября (3 ноября) 1895, Одесса — 16 февраля1934, Москва) — русскийпоэт, переводчик и драматург.
Печататься начал незадолго до революции, в Одессе. Годы гражданской войны провёл на фронте, в Красной армии. Первую книгу стихов выпустил в 1928 (в издательстве ЗИФ - «Юго-запад»). Входит в группу конструктивистов. Его первые произведения, которые по времени написания совпадают с периодом гражданской войны, проникнуты напряжённой, физиологически ярко выраженной жизнерадостностью, жадностью к жизни. Но эта жизнерадостность тематически не увязывается у Багрицкого с современностью. В прошлом он ищет яркие фигуры, поэтическое воплощение которых дало бы ему возможность творчески разрядить чрезвычайно оптимистическое, активное мироощущение, пронизанное пантеистическими настроениями. Уже в этот период творчества Багрицкого замечается пристрастие к архаике и мистической фантастике.
Романтическое, расплывчатое преломление действительности вообще является в творчестве Багрицкого основным. Багрицкий дал несколько мастерских переводов (из Бэрнса, Вальтер-Скотта и др.). Внутренняя динамичность образов, большая напряжённость стиха, прекрасно чувствуемый ритм, умение дать ощущение фактуры описываемого - всё это ставит Багрицкого в ряд значительных поэтов последних лет.
В рамках «южного акмеизма» разрабатывал мотивы революционной романтики, вместе с другими крупными поэтами этой школы оказал значительное влияние на последующую советскую поэзию.
СлавянеМы жили в зелёных просторах, Где воздух весной напоён, Мерцали в потупленных взорах Костры кочевавших племён... Одеты в косматые шкуры, Мы жертвы сжигали тебе, Тебе, о безумный и хмурый Перун на высоком столбе. Мы гнали стада по оврагу, Где бисером плещут ключи, Но скоро кровавую брагу Испьют топоры и мечи. Приходят с заката тевтоны С крестом и безумным орлом, И лебеди, бросив затоны, Ломают осоку крылом. Ярила скрывается в тучах, Стрибог подымается в высь, Хохочут в чащобах колючих Лишь волк да пятнистая рысь... И желчью сырой опоённый, Трепещет Перун на столбе. Безумное сердце тевтона, Громовник, бросаю тебе... Пылают холмы и овраги, Зарделись на башнях зубцы, Проносят червонные стяги В плащах белоснежных жрецы. Рычат исступлённые трубы, Рокочут рыдания струн, Оскалив кровавые зубы, Хохочет безумный Перун!.. 1915 ОсеньПо жнитвам, по дачам, по берегам Проходит осенний зной. Уже необычнее по ночам За хатами псиный вой. Да здравствует осень! Сады и степь, Горючий морской песок - Пропитаны ею, как чёрствый хлеб, Который в спирту размок. Я знаю, как тропами мрак прошит, И полночь пуста, как гроб; Там дичь и туман В травяной глуши, Там прыгает ветер в лоб! Охотничьей ночью я стану там, На пыльном кресте путей, Чтоб слушать размашистый плеск и гам Гонимых на юг гусей! Я на берег выйду: Густой, густой Туман от солёных вод Клубится и тянется над водой, Где рыбий косяк плывёт. И ухо моё принимает звук, Гудя, как пустой сосуд; И я различаю: На юг, на юг Осётры плывут, плывут! Шипенье подводного песка, Неловкого краба ход, И чаек полёт, и пробег бычка, И круглой медузы лёд. Я утра дождусь... А потом, потом, Когда распахнётся мрак, Я на гору выйду... В родимый дом Направлю спокойный шаг. Я слышал осеннее бытиё, Я море узнал и степь; Я свистну собаку, возьму ружьё И в сумку засуну хлеб... Опять упадает осенний зной, Густой, как цветочный мёд, - И вот над садами и над водой Охотничий день встаёт... 1923, 1928 | Баллада о нежной дамеЗачем читаешь ты страницы Унылых, плачущих газет? Там утки и иные птицы В тебя вселяют ужас. - Нет, Внемли мой дружеский совет: Возьми ты объявлений пачку, Читай, - в них жизнь, в них яркий свет; «Куплю японскую собачку!» О дама нежная! Столицы Тебя взлелеяли! Корнет Именовал тебя царицей, Бела ты как вишнёвый цвет. Что для тебя кровавый бред И в горле пушек мяса жвачка, - Твоя мечта светлей планет: «Куплю японскую собачку». Смеживши чёрные ресницы, Ты сладко кушаешь шербет. Твоя улыбка как зарница, И содержатель твой одет В тончайший шёлковый жилет, И нанимает третью прачку, - А ты мечтаешь, как поэт: «Куплю японскую собачку». Когда от голода в скелет Ты превратишься и в болячку, Пусть приготовят на обед Твою японскую собачку. 1919 ***Я сладко изнемог от тишины и снов, От скуки медленной и песен неумелых, Мне любы петухи на полотенцах белых И копоть древняя суровых образов. Под жаркий шорох мух проходит день за днём, Благочестивейшим исполненный смиреньем, Бормочет перепел под низким потолком, Да пахнет в праздники малиновым вареньем. А по ночам томит гусиный нежный пух, Лампада душная мучительно мигает, И, шею вытянув, протяжно запевает На полотенце вышитый петух. Так мне, о господи, ты скромный дал приют, Под кровом благостным, не знающим волненья, Где дни тяжёлые, как с ложечки варенье, Густыми каплями текут, текут, текут. 1919 О Пушкине...И Пушкин падает в голубоватый Колючий снег. Он знает - здесь конец... Недаром в кровь его влетел крылатый, Безжалостный и жалящий свинец. Кровь на рубахе... Полость меховая Откинута. Полозья дребезжат. Леса и снег и скука путевая, Возок уносится назад, назад... Он дремлет, Пушкин. Вспоминает снова То, что влюблённому забыть нельзя, - Рассыпанные кудри Гончаровой И тихие медовые глаза. Случайный ветер не разгонит скуку, В пустынной хвое замирает край... ...Наёмника безжалостную руку Наводит на поэта Николай! Он здесь, жандарм! Он из-за хвои леса Следит - упорно, взведены ль курки, Глядят на узкий пистолет Дантеса Его тупые, скользкие зрачки. И мне ли, выученному, как надо Писать стихи и из винтовки бить, Певца убийцам не найти награду, За кровь пролитую не отомстить? Я мстил за Пушкина под Перекопом, Я Пушкина через Урал пронёс, Я с Пушкиным шатался по окопам, Покрытый вшами, голоден и бос. И сердце колотилось безотчётно, И вольный пламень в сердце закипал, И в свисте пуль за песней пулемётной Я вдохновенно Пушкина читал! Идут года дорогой неуклонной, Клокочет в сердце песенный порыв... ...Цветёт весна - и Пушкин отомщённый Всё так же сладостно-вольнолюбив. 1924
|
Свежие комментарии