Христиан Фюрхтеготт Геллерт (нем.Christian Fürchtegott Gellert; 4 июля1715, Хайнихен — 13 декабря1769, Лейпциг) — немецкий поэт и философ-моралист эпохи Просвещения, один из наиболее читаемых немецких писателей того времени.

Желанием поэта было, чтобы его слова доходили до «простого, маленького человека на улице».

Поэтому не удивительно, что Христиан Геллерт являлся одним из самых читаемых авторов своего времени. Согласно историческим источникам, никакое другое художественное произведении не бралось так часто в руки, за исключением Библии, как "Басни и сказки" Геллерта.

Зеленый осел

Какой-то с умысла дурак,
Взяв одного осла, его раскрасил так,
Что стан зеленый дал, а ноги голубые.
Повел осла казать по улицам дурак;
И старики, и молодые,
И малый, и большой,
Где ни взялись, кричат: "Ахти! осел какой!
Сам зелен весь, как чиж, а ноги голубые!
О чем слыхом доселе не слыхать!
Нет, - город весь кричит, - нет, чудеса такие
Достойно вечности предать,
Чтоб даже внуки наши знали,
Какие редкости в наш славный век бывали".
По улицам смотреть зеленого осла
Кипит народу без числа;
А по домам окошки откупают,
На кровли вылезают,
Леса, подмостки подставляют:
Всем видеть хочется осла, когда пойдет,
А всем идти с ослом дороги столько нет;
И давка круг осла сказать нельзя какая:
Друг друга всяк толкает, жмет,
С боков, и спереди, и сзади забегая.

Что ж? Два дни первые гонялся за ослом
Без памяти народ в каретах и пешком.
Больные про болезнь свою позабывали,
Когда зеленого осла им вспоминали;
И няньки с мамками, робят чтоб укачать,
Кота уж полно припевать, -
Осла зеленого робятам припевали.

На третий день осла по улицам ведут;
Смотреть осла уже и с места не встают,
И сколько все об нем сперва ни говорили,
Теперь совсем об нем забыли.

Какую глупость ни затей,
Как скоро лишь нова, чернь без ума от ней.
Напрасно стал бы кто стараться
Глупцов на разум наводить, -
Ему же будут насмехаться.
А лучше времени глупцов препоручить,
Чтобы на путь прямой попали;
Хоть сколько бы они противиться ни стали,
Оно умеет их учить.

Перевод: И. И. Хемницер

Земля хромоногих и картавых

Не помню, где-то я читал,
Что в старину была землица небольшая,
И мода там была такая,
Которой каждый подражал,
Что не было ни человека,
Который бы, по обычаю века,
Прихрамывая не ходил
И не картавя говорил;
А это всё тогда искусством называлось
И красотой считалось.

Проезжий из земли чужой,
Но не картавый, не хромой,
Приехавши туда, дивится моде той
И говорит: "Возможно ль статься,
Чтоб красоту в том находить -
Хромым ходить
И всё картавя говорить?
Нет, надобно стараться
Такую глупость выводить".
И вздумал было всех учить,
Чтоб так, как надобно, ходить
И чисто говорить.
Однако, как он ни старался,
Всяк при своем обычае остался;
И закричали все: "Тебе ли нас учить?
Что на него смотреть, робята, всё пустое!
Хоть худо ль, хорошо ль умеем мы ходить
И говорить,
Однако не ему уж нас перемудрить;
Да кстати ли теперь поверье отменить
Старинное такое?"

Перевод: И. И. Хемницер

Усмирительный способ

Был у отца сын, малый молодой,
Шалун и бедокур такой,
Хоть голову кому так рад сорвать долой.
Какая только где проказа ни случится,
Наш малый завсегда тут первым очутится.
"Что, - говорит отец, - с повесой мне начать?
И чем его унять?"
Однако, чтоб себя стыда и бед избавить,
А в малом жару поубавить,
Он способ с ним еще вот этот предприял:
Как матушка на то любезна ни косилась,
В Америку его на сколько-то послал.

Что ж? чем поездка та решилась?
Ужли смирнее малый стал?
Где! бешеным таким еще и не бывал.
И для того отец и дядя посудили,
Подумали и положили,
Что как пути в нем не видать,
То б в службу малого военную отдать.
Поплакали, погоревали
И наконец его в солдаты записали,
Что в самом деле для него
Полезнее казалося всего.
Хоть люди каковы б поенные ни были
И что б про них ни говорили,
Но многих палкой жить они уж научили.
А впрочем, нужды в этом нет,
Что столько ж иногда умен и тот, кто бьет,
Как тот, кто за вину побои принимает.
Однако малого ничто не пронимает,
И палка даже не берет.

Посылка за отцом, чтоб в полк ему явиться.
"Нет, - говорят, - изволь назад ты сына взять
И сам, как хочешь, с ним возиться,
А нашей мочи уж не стало больше биться".
И велено отцу его назад отдать.
Теперь уж от него добра не ожидать!
Но нет, скорехонько детину проучили:
Еще и месяц не прошел,
Совсем детина присмирел.
Да чем же малого так вдруг переменили?
Ужли в тюрьму отец детину посадил?
Нет, лучше этого его он проучил:
На злой жене женил.

Перевод: И. И. Хемницер

Счастливый муж

Детина по уши в красавицу влюбился,
И наконец, во что б ни стало то, решился
Иметь ее женой.
Недаром столько он красавицей пленился:
Красавицы еще не видано такой.
Да полно, вот беды какие:
Обыкновенно уж красавицы такие,
Что каждый, думаю, узнал,
Кто в этом случае бывал:
Чем более их обожают,
Тем более они суровыми бывают.

Детина этот то ж уж очень испытал:
Три года по своей красавице вздыхал,
Стенал, страдал,
Терзался, рвался и крушился,
Однако же не мог никак ее склонить,
Чтобы любовь к себе взаимну получить.
Что ж? С грусти наконец он странствовать пустился,
И для красавицы - что может зляе быть? -
В дороге с бесом подружился
И письменно договорился
Во услужении его два года жить,
Чтобы красавицу в жену лишь получить.
У беса тотчас всё с детиною решилось:
Рукописанье бес берет,
И слово честное детине бес дает;
А что обещано, и делом совершилось.
Хоть бес обыкновенно лжет,
Однако тут сдержал что сказано им было;
И время трех недель еще не проходило,
Как для детины день счастливый наступил:
Красавицу свою в жену он получил.
Но что ж? - И двух недель с женой не проживает,
Уж беса в помощь призывает.
"Ах! - говорит ему. - Не ведаешь всего
Ты горя моего:
Два года я тебе служить ведь обещался,
Когда красавицы тобой я домогался;
Но нет, избавь меня ты от нее, избавь,
А к услужению хоть год еще прибавь".
Но бес той просьбы не внимает;
А молодой
Вдобавок черту год, вдобавок и другой,
И к году год еще к услугам прибавляет.
"Хоть тяжко, - говорит, - у черта быть слугой,
Однако легче всё, чем с злою жить женой".

Перевод: И. И. Хемницер

Кукушка

"Послушайте меня - я не совру",
Кукушка говорила птицам -
Чижам, щеглятам и синицам:
"Была я далеко, в большом, густом бору;
Там слышала, чего доселе не слыхала,
Как соловей поёт.
Уж не по нашему! Я хорошо певала,
Да всё не то! Так сердце и замрёт
От радости, когда во весь он голос свистнет,
А там защелкает, иль тихо пустит трель:
Забудешься совсем и голова повиснет.
Ну что против него свирель?
Дивилась право я, дивилась...
Однако же не потаю:
По-соловьиному и я петь научилась.
Для вас, извольте, пропою
Точнёхонько как он - хотите?"
- "Пропой - послушаем" - "Чур не шуметь - молчите!
Вот выше только сяду на суку.
Ну, слушайте ж теперь: ку-ку! ку-ку! ку-ку!"

Кукушка хвастуна на память мне приводит,
Который классиков-поэтов переводит.

Перевод: А. Е. Измайлов