На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Хвастунишка

6 777 подписчиков

Свежие комментарии

  • Наташа Ширинская
    Огромное спасибо за публикацию! Узнала очччень много интересного... Валерий Константиныч мой самый лучший друг... Име...НОСТАЛЬГИЯ. Песни...
  • Егор Иванов
    Правда?Древние цивилизац...
  • selyger ger
    И тут все вымерли..!Самые таинственны...

МЫ ИХ ЧИТАЕМ В ПЕРЕВОДЕ. Дилан Томас

http://www.abc.net.au/radionational/image/3960916-3x2-700x467.jpg

Ди́лан Ма́рлайс То́мас (англ.Dylan Marlais Thomas; 27 октября1914 — 9 ноября1953) — валлийский поэт, прозаик, драматург, публицист.

В отличие от творчества поэтов его времени, обратившихся к реализму, для поэзии Томаса характерны яркие, подчас фантастические образы; во многом его творчество близко романтической традиции.

Важным источником его вдохновения были валлийский фольклор и мифология, детские впечатления от жизни в сельском Уэльсе.

Спи спокойно. Недвижно

Спи спокойно. Недвижно. Позабудь страданье
Раны, в горле горящей! Мы на молчащем море
Всю ночь раскачивались, слушая звучанье
Раны, распахнутой под солёной простынёй.

Мы дрожали: голос моря, отражённый луной,
Вытекал, словно кровь из кричащей раны,
И шторм над разорванной солёной простынёй
Уносил голоса всех утонувших.

В медленном печальном сквозном проплыванье
Люки блуждающего корабля распахни всем ветрам:
Ибо к последнему причалу начинаются и мои пути…

Мы слышали море, слышали солёной простыни звучанье…
Спи спокойно. Недвижно. Спрячь голос в горле. Иначе и нам
Придётся вместе с тобой – сквозь строй утонувших пройти.

Элегия

Он слишком гордым был, чтоб умирать,
А умер он, слепой, совсем разбитый…
Как? Никому на свете не понять!

Отважной гордостью наквозь пропитан,
Холодный, но и добрый человек,
В тот самый тёмный день в году… И спит он

Сном лёгким за последним тем Холмом,
Через который перешёл когда-то.
Под волнами травы да будет он –

Не меж камней затерянных и голых –
Но юн, и как при жизни был, влюблён:
Пух над стадами тополей весёлых,

А с ним – всё то, чего хотел бы он.


Пускай во тьме он не найдёт покоя.
И соком смерти не благословлён –

Но взыскан Тем, Кто посадил с собою
Его… В измятой комнате … Ну да,
Молился я, сев на его слепое

Расшатанное ложе. И вода
Всех смертных рек, кружась в ладони этой
Тут, в доме онемела… А когда

Пал полдень, тьму не отделив от света,
Я корни моря, сквозь его глаза
Отцветшие, увидел… И дыханью,

Сочившемуся из него, сказал:
«Иди спокойно на свою Голгофу!»
Покой. И прах. И добрая земля…

В начале – три луча одной звезды

Улыбка света на лице пустом,
Укорененье воздуха; а в нём –
Ветвящейся материи спираль,
И первосолнца круглый циферблат
Вращал неразделённо Рай и Ад.

В начале – бледное факсимиле
В три слога, как неясная улыбка,
Как оттиск на поверхности воды,
И отчеканивался лик луны;
Кровь, по кресту стекавшая в Грааль,
Оставила на облачке следы.

В начале пламя яркое взвило
Из искр – все бури, грозы и шторма,
Трехглазой, алой вспышкой расцвело
Над струями крутящихся морей;
Насосы-корни гнали в стебли трав
Масла таинственные из камней.

В начале было Слово. Было Слово.
Оно сквозь плотность световых лучей
Дыханием тумана и дождя
Все смыслы слов из бездны извлекло,
И расцвело само, переводя
Для сердца суть рождений и смертей.

В начале был незримый, тайный разум,
Отлившийся в мыслительный процесс,
Но до того, до разветвлений солнца,
До дрожи вен сплетённых – до всего
Кровь разнесла по всем потокам света
Корявые прообразы любви.

 

В деревенском небе

Когда он явлен в деревенском небе
(Об этом знает сердце!),
Когда он перекрестит грудь востока,
Хвалу услышав,
Миров Создатель, он по-сельски скромен
И горько плачет

На гребнях гор недальних – и в последнем
Прибежище зверей и птиц весёлых,
В святой долине,
Где всё, что создано ещё поёт, хотя уже давно мертво!
И ангелы, как пёстрые фазаны,
Под лиственными сводами собора
Крылами хлопают. И – как роса

Все его слёзы смешаны со светом,
(О, рука об руку – слеза и луч!).
Из чёрной тучи ли, из глаз проткнутых,
Падут косые ливни слёз кровавых,
В них растворяясь, исчезают солнца,
Соскальзывая по Его шероховатым
Морщинам-желобкам

Тогда черны и слепы небеса…

И вот он нервы напрягает

…И вот он нервы напрягает дико
Вдоль всей руки,
Чувствительной от кисти до плеча,
Высовывая голову, как призрак,
Сам опирается на крепкий столб-владыку,
Чей гордый поворот несёт презренье…

Но нервы бедные подвластны голове,
И на бумаге, мучимой любовью,
Болят. Целую писаное слов
За непослушность, за тоску любви:
В нём отразился весь любовный голод,
Передающий боль пустой странице.

Он открывает бок. Он видит сердце
И, как по пляжу голая Венера,
Он движется вдоль плоти, развевая
Волос кроваво-рыжую копну.
Обещанного нет! Зато недаром
Невнятный, тайный жар мне уделён,

Он держит выключатель нервных токов,
Чтоб восхвалять грехи рождений и смертей,
И двух разбойников распятых. И жестоко
Царь голода меж них поникнет. Вот тогда –
Он спустит воду и погасит свет…

Приснилось мне в поту

Приснилось мне в поту моё возникновение.
Сквозь скорлупы могучее вращенье
Оно по тросам нервов через зрение
Как механическая мышца прорывалось.

Оно от складок плоти отходило,
От червовидных пальцев отделялось
Сквозь гвозди трав, сквозь медный облик солнц
Расплавивших ночного человека.

Наследник вен всеобжигающих, в которых
Ещё есть капля дорогой любви,
Я этой сущностью моих костей
Весь унаследованный шар освоил

И путешетвие (читай «стиха творенье»)
Сквозь человека (сущности ночной!)
Прошло на самых низких скоростях –
Так снилось мне моё возникновенье.

Я умер под шрапнелью в тот же час.
Мне вбили в марширующее сердце,
В зашитую дыру мой сгусток крови,
И смерть в наморднике, глотавшем газ.

И вот – вторая смерть. За ней холмы,
Тяжёлый урожай болиголова,
Кровь ржавая и лезвия травы –
На ржавых трупах – объявляют снова
Ещё одно сражение – за жизнь!

Всех мощью при своём втором рождении
Я поражал: скелет оделся плотью,
Пусть призрак гол, но мужеству плевать
На боль, возникшую уже вторично.

Приснилось мне моё возникновение:
Мой смертный пот два раза падал в море
Кормящее. И морю надоели
Рассолы слёз Адамовых, и там,
Там – новый человек? – Ищу я солнце.

                                                          

Не боги лупят в облака

Не боги лупят в облака,
С чего-то проклятые громом,
Зачем богам рыдать, пока
Без них взвывает непогода?

Расцветкой туники богов
Едва ль на радугу похожи.
Ну, дождь идёт. А боги где?

Они ли разливают воду?
И кто же? Старый Зевс из лейки?
Или из титек – Афродита?
Нет, нянька-ночь ворчит и мокнет:

Ведь боги – это только камни,
Но камень не сравнить с дождём:
Он по земле не взбарабанит,
Всем внятным, лёгким языком!

наверх