МЫ ИХ ЧИТАЕМ В ПЕРЕВОДЕ. Уолт Уитмен

Ночью у моря один. Вода, словно старая мать, с сиплой песней баюкает землю, А я взираю на яркие звезды и думаю думу о тайном ключе  всех вселенных и будущего. Бесконечная общность объемлет все,— Все сферы, зрелые и незрелые, малые и большие, все солнца,  луны и планеты, Все расстоянья в пространстве, всю их безмерность, Все расстоянья во времени, все неодушевленное, Все души, все живые тела самых разных форм, в самых разных  мирах, Все газы, все жидкости, все растения и минералы, всех рыб  и скотов, Все народы, цвета, виды варварства, цивилизации, языки, Все личности, которые существовали или могли бы существо-  вать на этой планете или на всякой другой, Все жизни и смерти, все в прошлом, все в настоящем и  будущем — Все обняла бесконечная эта общность, как обнимала всегда И как будет всегда обнимать, и объединять, и заключать в себе. 

Приснился мне город, который нельзя одолеть, хотя бы  напали на него все страны вселенной, Мне мнилось, что это был город Друзей, какого еще никогда  не бывало.

 И превыше всего в этом городе крепкая ценилась любовь, И каждый час она сказывалась в каждом поступке жителей  этого города, В каждом их слове и взгляде. 

О капитан! Мой капитан! Рейс трудный завершен, Все бури выдержал корабль, увенчан славой он. Уж близок порт, я слышу звон, народ глядит, ликуя, Как неуклонно наш корабль взрезает килем струи.  Но сердце! Сердце! Сердце!  Как кровь течет ручьем  На палубе, где капитан  Уснул последним сном! О капитан! Мой капитан! Встань и прими парад, Тебе салютом вьется флаг и трубачи гремят; Тебе букеты и венки, к тебе народ теснится, К тебе везде обращены восторженные лица.  Очнись, отец! Моя рука  Лежит на лбу твоем,  А ты на палубе уснул  Как будто мертвым сном. 
Не отвечает капитан и, побледнев, застыл, Не чувствует моей руки, угаснул в сердце пыл. Уже бросают якоря, и рейс наш завершен, В надежной гавани корабль, приплыл с победой он.  Ликуй, народ, на берегу!  Останусь я вдвоем  На палубе, где капитан  Уснул последним сном. 

Читая книгу, биографию прославленную, И это (говорю я) зовется у автора человеческой жизнью? Так, когда я умру, кто-нибудь и мою опишет жизнь? (Будто кто по-настоящему знает что-нибудь о жизни моей. Heт, зачастую я думаю, я и сам ничего не знаю о своей  подлинной жизни, Несколько слабых намеков, несколько сбивчивых, разрознен-  ных, еле заметных штрихов, Которые я пытаюсь найти для себя самого, чтобы вычертить  здесь.) 

Слышу, поет Америка, разные песни я слышу: Поют рабочие, каждый свою песню, сильную и зазывную. Плотник — свою, измеряя брус или балку, Каменщик — свою, готовя утром рабочее место или покидая  его ввечеру, Лодочник-свою, звучащую с его лодки, матросы свою — с  палубы кораблей, Сапожник поет, сидя на кожаном табурете, шляпник-стоя  перед шляпной болванкой, Поет лесоруб, поет пахарь, направляясь чем свет на поля,  или в полдень, или кончив работу, А чудесная песня матери, или молодой жены, или девушки  за шитьем или стиркой,— Каждый поет свое, присущее только ему, Днем — дневные песни звучат, а вечером голоса молодых,  крепких парней, Распевающих хором свои звонкие, бодрые песни.