Мать Ей не спится, что-то сердце ноет,
Ломит грудь, а ночь темным-темна,
Звезд не видно, зимний ветер воет,
И, куда ни глянь, везде война. Стонет явор за окном уныло,
Кот мурлычет в сонной тишине.
Пусто в хате. Мужа схоронила,
А сыны? Где ж быть им — на войне. Двое шлют ей радостные вести.
Хоть и горько дома жить одной,
Но за старших двух душа на месте,
Только младший — жив ли он, родной? От него ни писем, ни открытки.
Где он? Что с ним? Полночь. Спит село.
Услыхала кашель у калитки,
Встала: «Ну, кого там принесло? Эх ты горе, так и не уснула…»
Дверь раскрыла, ветер валит с ног,
Вышла и руками вдруг всплеснула:
Младшенький, родименький сынок! Обняла, к лицу его припала.
И стоял, обросший бородой,
Тот, кого в тазу она купала,
Мыла чистой тепленькой водой. Дрожь в ногах — все старость и простуда.
Затопила печь, накрыла стол.
— С фронта, милый, как же ты, откуда?
Отпустили?
— Нет, я сам ушел. Сам ушел! — Он повторил и замер.
Повторил, не пощадил седин.
Как чужие, встретились глазами,
И отвел лицо в сторонку сын. Долгим взгдядом мать его пытала, —
Страшен долгий материнский взгляд, —
А потом беззвучно прошептала:
— Будь ты проклят, уходи назад! Есть у нас свои законы жизни:
Мы в боях фашистких бъем зверей,
Кто изменит в этот час Отчизне, —
Того ждет проклятье матерей. Письмо от жены Там, где яворы мирно дремали,
Тишиной и прохладой полны,
В незнакомом селе, на привале,
Поучил я письмо от жены. И прочел я, волненьем объятый,
Дорогие для сердца слова.
На конверте был адрес обратный
И отчетливый штемпель «Москва». А потом незаметно я снова
Все письмо перечел в тишине,
Отзывалось в нем каждое слово
Самой нежной любовью ко мне. Я читал, и росла моя сила,
Мне казалось, что вместе с женой
Тем же голосом мне говорила
Вся страна: «Будь здоров мой родной!» Обо всем мне жена написала
И в конце, вместо слов о любви,
Вместо «крепко целую», стояло:
«Ты смотри, мой хороший, живи! Ну, а если от пули постылой…»
Тут шли точки неровной строкой,
И стояло: «Запомни, мой милый,
Есть бессмертие в смерти такой». Буду жить, буду драться с врагами,
Кровь недаром во мне зажжена.
Наше счастье топтать сапогами
Мы с тобой не позволим, жена. Над бойцами плыл дым от цигарок,
За деревней гремел еще бой,
И лежал у меня, как подарок,
На ладони конверт голубой. Я глядел, а улыбка сияла,
И глаза были счастьем полны:
Это Родина мне написала
Чистым почерком верной жены. | Детство Холодные луны,
Песчаные дюны.
Когда-то нам снились
Шотландские шхуны…
Когда-то, бывало,
Мечта нас кидала
От мыса Надежды
До гребней Байкала.
С мальчишеским граем
За старым сараем
Мечтали мы в гости
Бежать к самураям.
Вот пёс пестроногий,
Вот дом мой отлогий,
Как колокол смолкший,
Лежит при дороге.
Сейчас с поворота,
Как птица с отлёта,
Увядшие крылья
Раскинут ворота.
Я вижу наследство
Весёлого детства:
Забитый колодезь
И лес по соседству.
Без прежнего жара,
Без струн, без загара,
Удавленным другом
Повисла гитара.
Помёт воробьиный
Засыпал рябины.
Друзей не нашёл я
У волчьей ложбины.
Кто сгинул за Доном,
За вражьим кордоном,
Подкинув папаху
На память воронам.
А кто торопливо
Сорвался с обрыва,
Вплетая черёмуху
В конскую гриву.
А самый кудрявый,
Опутанный славой,
Стучался прикладом
В ворота Варшавы.
И где-то за срубом,
Под взорванным дубом,
Припал он к земле
Нерасчёсанным чубом…
Холодные луны,
Рябые буруны.
Опять мне приснились
Шотландские шхуны… Родина смотрела на меня Я в дом вошел, темнело за окном,
Скрипели ставни, ветром дверь раскрыло, —
Дом был оставлен, пусто было в нем,
Но все о тех, кто жил здесь, говорило. Валялся разный мусор на полу,
Мурлыкал кот на вспоротой подушке,
И разноцветной грудою в углу
Лежали мирно детские игрушки. Там был верблюд, и выкрашенный слон,
И два утенка с длинными носами,
И дед-мороз — весь запылился он,
И кукла с чуть раскрытыми глазами. И даже пушка с пробкою в стволе,
Свисток, что воздух оглашает звонко,
А рядом, в белой рамке, на столе,
Стояла фотография ребенка… Ребенок был с кудряшками, как лен,
Из белой рамки, здесь, со мною рядом,
В мое лицо смотрел пытливо он
Своим спокойным, ясным синим взглядом… Стоял я долго, каску наклоня,
А за окном скрипели ставни тонко.
И Родина смотрела на меня
Глазами белокурого ребенка. Зажав сурово автомат в руке,
Упрямым шагом вышел я из дома
Туда, где мост взрывали на реке
И где снаряды ухали знакомо. Я шел в атаку, твердо шел туда,
Где непрерывно выстрелы звучали,
Чтоб на земле фашисты никогда
С игрушками детей не разлучали. |
Свежие комментарии