Плохой человек, хороший человек

«Плохой человек», «хороший человек» - понятия, конечно, относительные. И все-таки можно было бы провести такое различие: «плохому» важно, хорошо ли ему; «хорошему» - хорош ли он.

«Плохой человек»: «Каково мне?»	«Хороший человек»: «Каков я?»
Предварительное разъяснение: «я хороший» плохого человека значит только или в первую очередь: я красивый, способный, удачливый и т.п. То есть его «я хороший» не отличается от «мне хорошо» («каково мне» от «каков я»).	Предварительное разъяснение: хороший человек - тот, кто уже разделил «каково мне» от «каков я». «Я красивый», «я способный» и тем более «я удачливый» - все это может быть весьма приятно, но еще не значит для него «хороший» (заслуживающий собственного одобрения); ведь это дается природой или случаем как аванс, который надо еще отработать.
Итак, «каково мне» - это позиция эгоизма (понятие, несколько уточняющее - хотя и вносящее свои проблемы - понятие аморальности).	Итак, «каков я» - в истинном понимании - это позиция моральная, позиция совести.
Это любовь к себе. «Я у себя один» и естественно себя люблю, и люблю в первую очередь себя. Любовь же, в отличие от уважения и одобрения, никак не нужно заслуживать; любимому (тут: «себе любимому») надо служить, - доставлять всякие радости.	Это уважение к себе. Я, понятно, не могу быть себе безразличен - и чувствую в себе естественную потребность себя уважать, себя одобрять. А уважение и удобрение - заслуживаются; как минимум, надо не терять на них права.
Мои удовольствия и польза бывают меньшими и большими, как и пища бывает для меня вкусной или невкусной, полезной мне или не полезной - совершенно независимо от того, хороший я сам или плохой (разве что: здоровый или больной); то есть, мешаю я кому-то своим аппетитом или нет - это, само по себе, на мой аппетит никак не влияет.	Конечно, я, как существо плотское, естественно желаю себе всех благ, - но всякое удовольствие и польза теряют для меня цену, безнадежно отравлены, если я доставил их себе ценой уважения к себе, возможности себя одобрить. (Вроде как: если испортить себе желудок, ничего не вкусно и не полезно.)
Совесть - нечто принципиально чужое моим собственным естественным интересам, моим пользе и удовольствию; однако, если она у меня есть, я с ней вынужден хоть в какой-то мере считаться - «моя совесть, - есть такая поговорка, - враг мой». Чем же может быть эта «внешняя» мне самому совесть? По существу - это страх общего осуждения, возбуждать которое во всяком случае дискомфортно (а потенциально, конечно, и опасно). От уголовных преступлений плохого человека удерживает страх возможного наказания, от преступлений не предусмотренных кодексами - нечто меньшее: страх возможного осуждения, или «совесть». Если представить ситуацию, что проступок не может быть обнаружен в принципе, то в принципе нет и совести: «кто будет честным в темноте?».	Совесть - это сердцевина личности, это я сам, и даже больше того - это мое подлинное и лучшее Я; это мой личный идеал, против которого я, по слабости своей, постоянно совершаю преступления. Лучшее мое Я не может смириться с чем-то в моих делах, и его боль, его суд - вот работа совести. Совершая что-то, отбирающее у меня право на уважение к себе, я становлюсь себе худшим врагом. Надо заметить, что общее мнение, которое меня может осудить за что-то или одобрить - тут значения не имеет: совесть слышнее, когда я с ней один на один. И еще: совесть больше страха. Наказания можно в принципе избегнуть, а от совести не скрыться, раз она - это я сам.
…Впрочем, в крайних случаях в дело может включаться и сочувствие собственной жертве. Жалость - она ведь и в инстинктах, и от нее (что вселяет надежду) не вполне застрахован даже «плохой человек». Но против всяких проявлений сочувствия к ближнему в себе плохой человек, как правило, озлоблен. Жалости он предпочитает «долг» - с ним легче расчёты.	Подлинная совесть фиксирует не мои отклонения от стандартного («одобряемого») поведения, а ту реальную боль, которую я причинил кому-то другому. Нет ничего мучительней жалости, помноженной на сознание своей вины.
И плохой человек хочет чувствовать свое достоинство, но он понимает его именно не как нечто абсолютное в человеке (это его уравняло бы с другими, а он себя любит, следовательно выделяет), - а как чувство своей более высокой, сравнительно с другими, стоимости. И вот рождается категория престижа (уважения к благополучию): я лучше, когда мне лучше (богаче, здоровее, влиятельнее…). Итак, достоинство плохого человека - категория престижа, и оно принципиально сравнительно.	Неизбывно в хорошем человеке чувство собственного достоинства - как «субъекта нравственности». «Человек более или менее честный» - не звучит; совесть понятие абсолютное, соответственно абсолютно мое человеческое достоинство, титул «человек». Итак, достоинство хорошего человека - категория абсолютная и моральная.
Некоторый конформизм в «плохом человеке» запрограммирован. Раз уж важнее не то, каков я, а то, каково мне, - я готов сделать себя таким, каким это потребуется в видах моего благополучия. Чтобы включиться в борьбу за престиж, например, надо принять для себя общие ценности; я должен выбрать «престижную работу», «престижный брак», «престижный отдых» и т. д. - но, стало быть, в принципе не обязательно ту работу, жену или отдых, которые бы устроили меня лично. А чтобы не доставлять себе в этой борьбе лишних препятствий, я должен блюсти и общие формы. Порядочность «плохого человека» - это всего лишь конформизм. - Однако в этом последнем «плохой человек» всегда сохраняет внутреннюю свободу: везде, где требования порядочности-конформизма можно безнаказанно и с пользой для себя обойти, или выигрыш от нарушения правил значительно превышает кары за него, я - «если не дурак» - их переступаю.	Конформизм - большая опасность для хорошего человека с несложившейся или невыраженной личностью. Ведь мое лучшее Я должно существовать независимо от того, чего мне хочется, ценности этого лучшего Я должны иметь власть надо мной, а не управляться мною по прихоти, - и если я не в силах найти этот идеал и эти ценности в себе самом, это логикой вещей будут идеал и ценности заимствованные - наивные или конформные. Хороший человек бывает конформным из порядочности, его конформизм - это его нравственность. Ясно, что духовное развитие хорошего человека неминуемо выводит его из конформизма - заимствованные ходячие ценности (или вычитанные, но это случай не конформизма, а наивности) сменяются в нем на подлинные, открывающиеся собственным разуму и сердцу.
Страстный тип «плохого человека» - уже не конформен, но этот человеческий тип - поистине страшен; это вариант преступного типа; не будучи стесняем никакими требованиями к себе самому и остро чувствуя, чего ему хочется, он не боится быть непохожим на других в своих деяниях, даже если эти деяния - явные преступления, а его облик, соответственно - чудовищен.	Но некоторые хорошие люди обладают даром нонконформизма сразу, еще до полного своего духовного развития. Тут помогает, может быть, особая чувствительность или страстность, ставящие человека на его собственный путь и разрешающие ему право на нестандартность еще до того, как он сможет обосновать это право умом.
«Один дождь над праведными и неправедными», из чего плохой человек делает для себя логически безупречный вывод, что добродетель не нужна - счастья она никак не гарантирует. «Каково мне» - вот главное, соответственно определяется и счастье: это преизбыток всяческих мыслимых потребляемых мною благ. Увы, это счастье недостижимо, во-первых потому, потому что лучшему предела нет, а во-вторых потому, что даже за полной сытостью следует уже не еще большая сытость, а пресыщенность…	«Один дождь над праведными и неправедными», и для хорошего человека вывод из этого факта тот, что за свою добродетель он не должен ждать внешних наград, а надо найти все возможное счастье в самом себе - то есть прийти в гармонию с собой. В том числе со своей совестью - сделать, значит, себя достойным счастья. - И эти цели, если и не вполне достижимы, но реальны.

Круглов А.