Ю́рий Ка́рлович Оле́ша (19 февраля [3 марта] 1899, Елисаветград — 10 мая 1960, Москва) — русский советский писатель, киносценарист, поэт и драматург, журналист. Одна из ключевых фигур одесского литературного кружка 1920-х годов.
В степи
В. Катаеву
Иду в степи под золотым закатом…
Как хорошо здесь! Весь простор – румян,
И все в огне, а по далеким хатам
Ползет, дымясь, сиреневый туман…
Темнеет быстро. Над сухим бурьяном
Взошла и стала бледная луна.
И закачалась в облаке багряном.
Все умерло. Бескрайность. Тишина.
А вдоль межи подсолнечника – астры…
Вдруг хрустнет сзади, будто чьи шаги,
Трещит сверчок, а запоздалый ястреб
В зеленом небе зачертил круги…
Легко идется без дневного зноя,
И пахнет все, а запахи остры…
Вдали табун, другой: идут в «ночное»,
И запылали в синеве костры…
1915, июль
Бульвар
Из цикла «Стихи об Одессе»
На небе догорели янтари,
И вечер лег на синие панели.
От сумерек, от гаснущей зари
Здесь все тона изящной акварели…
Как все красиво… Над листвой вдали
Театр в огнях на небе бледно-алом.
Музей весь синий. Сумерки прошли
Между колонн и реют над порталом…
Направо Дума. Целый ряд колонн
И цветники у безголосой пушки.
А дальше море, бледный небосклон
И в вышине окаменелый Пушкин…
Над морем умолкающий бульвар
Уходит вдаль зеленою дорогой.
А сбоку здания и серый тротуар,
И все вокруг недостижимо-строго.
Здесь тишина. И лестница в листве
Спускается к вечернему покою…
И строго все: и звезды в синеве,
И черный Дюк с простертою рукою.
Одесса, 1917
По мукам
Пусть торжественны речи
О великих курганах,
Но измучены плечи,
Плечи в рубищах рваных…
О, прекрасные саги,
Славы долгая нега!
Мы ли эти варяги,
Мы ли дети Олега?
Немы древние книги
О прославленных битвах.
Громыхают вериги
У склоненных в молитвах…
Иль не это Россия
Перед грозною новью,
Эти степи глухие,
Орошенные кровью?
Что там грозные крики
О чужих пепелищах –
Никнут бледные лики
Исхудалых и нищих…
И расскажем мы внукам
Через годы лихие,
Как ходила по мукам
Вся в лохмотьях Россия…
Одесса, 1917
Пушкин
Моя душа – последний атом
Твоей души. Ты юн, как я,
Как Фауст, мудр. В плаще крылатом,
В смешном цилиндре – тень твоя!
О смуглый мальчик! Прост и славен
Взор, поднятый от школьных книг,
И вот дряхлеющий Державин
Склонил напудренный парик.
В степи, где плугом путь воловий
Чертила скифская рука, –
Звенела в песнях южной крови
Твоя славянская тоска.
И здесь, над морем ли, за кофе ль,
Мне грек считает янтари, –
Мне чудится арапский профиль
На фоне розовой зари, –
Когда я в бесконечной муке
Согреть слезами не могу
Твои слабеющие руки
На окровавленном снегу.
Одесса, 1918
Триолет
Любовь течет, как триолет,
Где надо, строки повторяя, –
Разнообразная такая,
Любовь течет, как триолет…
У каждой множество примет –
Как сад, цветя, как иней, тая, –
Любовь течет, как триолет,
Где надо, строки повторяя.
Декабрь, 1917 г. Одесса 24(11) мая 1916 г.
Часы
Слова последние слышны и близки,
Ещё несказанное: «навсегда» –
Но всё вращается на белом диске
Двенадцатилепестная звезда.
О, человек! К последнему закату
Пусть солнце, угасая, подойдёт –
Ты вечность пригвоздил! По циферблату
Не кончится ея не… ход.
Апрель 1918 г. Одесса
Гадание
С робостью суеверной
Пробую верность муз –
Хоть упадут наверно
Тройка, семерка, туз…
Если ж ищу упрямо
Вашей любви залог –
В картах находит рок
Тройку, семерку, даму.
25-Х-1921 Одесса
Шутливый обмен четверостишиями между В. Катаевым и Ю. Олешей
Покинув надоевший Харьков,
Чтоб поскорей друзей обнять,
Я мчался тыщу вёрст отхаркав,
И вот – нахаркал здесь в тетрадь.
В. Катаев, 25/10 1921 г., Одесса
Прочтя стихи твои с любовью
Скажу я, истину любя, –
От них я скоро харкну кровью,
Иль просто харкну на тебя!
Ю. О., 25/10 1921 г., Одесса
Пиковая дама
Швырнул шинель. Прошёл упруго,
Блестя в паркете. Игроки.
Затянуты затылки туго
В галунные воротники.
Вошёл. Слуга склоняет плечи,
В чулках и белом парике.
Струится синий дым и свечи
Коптят амуров в потолке.
В трюмо повторенный, весь в белом
Сиятельный кавалергард.
Сукно запачканное мелом,
Зеленое рябит от карт
«Здорово, Герман!» – Он поклона
Не замечает. Подошёл
И профилем Наполеона
Склонился и глядит на стол.
Столпились. Кто-то звякнул шпорой,
Облокотившись на сукно
И оглянулся тот, который
В бокалы наливал вино.
Почудилась улыбки прелесть
И плечи в бантах, взгляд – и вдруг
Чепец, трясущаяся челюсть
И вены исхудалых рук…
А подле медленно и прямо
Посмотрят мёртвые глаза
И ляжет пиковая дама
Взамен счастливого туза.
Одесса, 1918
Из стихотворения «Пушкину 1-го мая»
Сделайтесь весёлыми, от восторга пьяными.
Уничтожьте к прошлому всякие мосты.
Увенчайте Пушкина красными тюльпанами,
Лепестками рдяными, как его мечты.
Александр Сергеевич! Это ведь отмщение –
Отомстили правнуки, век спустя за вас,
Всё, за что страдали вы, ваши злоключения
Третье отделение, горестный Кавказ…
Каменный гость
В голубизне вечерних окон
Тревожны взлёты поздних птиц,
Печален взор, и тёмный локон
Дрожит у траурных ресниц.
О, Донна Анна! вздрогнут плечи,
И мягко изогнется стан,
И лёгким вздохом будет встречен
В ботфортах пыльных Дон-Жуан.
И, может быть – но так не скоро –
Забудется для нежных губ
Печаль над телом Командора
И звуки похоронных труб.
Но будет слышно, как по залам
Пройдёт меж слуг, упавших ниц,
Он – и протянет над бокалом
Ужаснейшую из десниц
О, Дон-Жуан! А на погосте,
Где ивы, ирисы и тишь –
Над ликом Каменнаго Гостя
Летучая метнётся мышь.
Письмо истерической женщины
В половине восьмого, в загородней кофейне на открытой веранде
Вы сидели в компаньи припомаженных денди и раскрашенных дам…
И я видела ясно, что теперь вы забыли о сиреневой Ванде –
Вы забыли? – так что-ж,
я вас помню и, знайте, никому не отдам…
Вы склонились к соседке, говоря комплименты /я ваш слышала голос!/
И мне врезались в память маникюрные руки и на них по кольцу
И дымящая чашка…О, ужасные миги! Я с собою боролась –
Мне хотелось подняться
и перчаткой вас больно отхлестнуть по лицу…
Милый мой, нехороший, ну, скажи мне зачем ты вот с этой вот рыжекудрой
Так любезен и весел – неужели я хуже, я, твоя стрекоза?
Если любишь таких ты, чтобы пахло не морем, а дешёвою пудрой –
Я могу, если хочешь,
закурить папиросу и подмазать глаза…
Эх, вскочил бы ты сразу, да увидел сирени, ты увидел бы море,
Голубое такое! Разбросал бы стаканы, обругал этих дур…
А потом мы с тобой / только ты нехороший / в быстролетном моторе
Полетели б, целуясь,
в Кордильеры, на Цейлон, а потом в Сингапур!..
Свежие комментарии