ЗНАКОМИМСЯ ИЛЬ ВСПОМИНАЕМ. Велимир Хлебников (ч.1)

Вне времени и пространства

Велимир Хлебников остается в сознании большинства, даже начитанных любителей поэзии, фигурой, к которой очень сложно подступиться. Непонятный, сводящий своим звездным языком скулы, как когда-то сводил их Грибоедов у генерала Ермолова, к слову сказать, стихами, кажущимися сегодня такими простыми, понятными и домашними.

Годы приручили поэзию многих, в том числе и Грибоедова, и Пушкина, а с Хлебниковым - не случилось. Он до сих пор сводит скулы у большинства и как был поэтом непонятным, так им и остался.

Велимир Хлебников похож на странную большую птицу, летающую высоко над человечеством, открывая законы и правила, которым подчиняется история, выходя за пределы времени и пространства.

И хотя он называл себя изобретателем в противовес приобретателям, на самом деле был открывателем: языка, слов, звуков. Он сделал то же самое, что чуть позднее сделал один из самых авторитетных немецких философов Мартин Хайдеггер, современник поэта, заново открывший немецкий язык и античную философию, Платона и истину.

Некоторые сравнивают Велимира Хлебникова с кукушонком, подброшенным в чужое гнездо, но эта птица слишком мелка для Хлебникова и так не похожа на него, если учесть, что кукушонок выбрасывает из гнезда всех живущих в нем птенцов. Хлебников никому не мешал, никого не обижал, жил в своем мире слов, которым хотел вернуть первозданную чистоту и прозрачность – самовитость, делая их осязаемыми звуко-вещами.

Ну, тащися, Сивка
Шара земного.
Айда понемногу!
Я запрег тебя
Сохой звездною,
Я стегаю тебя
Плеткой грёзною.
Что пою о всём,
Тем кормлю овсом,
Я сорву кругом траву отчую
И тебя кормлю, ею потчую.

Его поэзия – сплошной сдвиг, сбой, смена, перебой даже на самом маленьком пространстве короткого стихотворения, поэтому поэзия Хлебникова требует напряжения читателя на протяжении всего стихотворения и на нем не отдохнешь.

Читать его – все равно, что бежать от себя на много километров вверх, вперед и назад одновременно, захватывая сразу несколько пластов пространства, времени и звуков, преодолевая их ограниченность здесь и сейчас. Слову, говорил Хлебников, надо покрыть в наименьшее время наибольшее число образов и мысли.

Через полгода после смерти поэта Осип Мандельштам в связи с этим скажет:

«Хлебников не знает, что такое современник. Он гражданин всей истории, всей системы языка и поэзии. Какой-то идиотический Эйнштейн, не умевший различить, что ближе — железнодорожный мост или «Слово о полку Игореве»».

Поэтому на четырех строчках могут встретиться Пушкин и Пугачев, капитанская дочка и Есенин, нэпманы и летающие люди:

Эй, молодчики-купчики,
Ветерок в голове!
В пугачевском тулупчике
Я иду по Москве.

Поэзия Велимира Хлебникова - это бег с препятствиями: только начинаешь привыкать к ритму, а он сбивается и ускользает, сменяясь другим, к которому снова - только приспособишься, а он опять ускользает, усложняясь множеством неудобных согласных.

Сквозь них пробиваешься как сквозь колючие кустарники, а остановишься – упустишь смысл, который и есть конечная цель всего словотворчества Хлебникова. Такой бег не каждый выдерживает и даже такой крупный языковед как Винокур и русский философ Шпет с раздражением говорили о теоретизированиях Хлебникова, мешающие воспринимать его поэзию «по-человечески».

Русь, ты вся - поцелуй на морозе!
Синеют ночные дорози.
Синею молнией слиты уста,
Синеют вместе тот и та.
Ночами молния взлетает
Порой из ласки пары уст
И шубы вдруг проворно
обегает
Синея, молния без чувств.
А ночь блестит умно и черно.
(1921)

Поэтический язык Велимира Хлебникова меньше всего настроен на функцию коммуникативную, свойственную языку практическому. Стихи, по его мнению, вовсе не должны быть понятными, в чем с ним трудно не согласиться. Понятной может быть вывеска у магазина, реклама, знак опасности, но не поэзия.

Поэзия сродни народным заговорам – «шагадам, магадам, выгадам, пиц, пац, пацу», в которых ничего понятного нет, но есть необъяснимая власть и чары. Также, например, поэтичен и обворожителен церковно-славянский язык, непонятный большинству русских, но в котором живет настоящая живая молитва.

В поэзии Велимира Хлебникова язык - другой, особый, где каждое слово – звезда, ни на одну другую не похожая. У него слово высвобождено из будничного рассудка и закреплено на небесном своде, карта которого понятна только звездочету.

Поэт писал словами-звездами, разбрасывая их на своем поэтическом небосводе в только ему понятном порядке, за которым всегда были смысл и содержание. Но их еще надо уловить и распознать. Но именно они - главные в его поэзии. Форма для Хлебникова слишком материальна, чтобы удержать бесплотное содержание, живущее вне пространства и времени.

Форма склонна к застыванию, шаблону и штампу, мешающие воспринимать поэзию как чудо, как волшебство, как сверхреальность. Поэтому он настраивал язык и слово не на форму, а на смысл, самоценность и независимость от сложившейся практики их употребления в быту и от ожиданий публики.

Усадьба ночью, чингисхань!
Шумите, синие березы.
Заря ночная, заратустрь!
А небо синее, моцарть!
И, сумрак облака, будь Гойя!

Поэт соскабливает со слов привычное, заскорузлое, застывшее, «умное», раскладывая слова на отдельные звуки, в которых оживает душа мировой истины, «за-умное». Велимир Хлебников искал такие азбучные истины, чтобы из них потом можно было построить нечто похожее на таблицу Менделеева.

Он считал, что язык – мудр так же, как мудра природа и в нем уже все есть, наука может открывать эту мудрость и фиксировать, чем поэт и занимался. Усвоение Хлебникова – это мучительный процесс его разгадывания по едва уловимым намекам.

Его кочевая жизнь, недоедание, психические отклонения, непохожесть на остальных, улюлюкания со стороны образованных и необразованных, не давали ему в полной мере высказаться. Он не создал своей традиции, у него не было своей школы.

Но именно ему и его языковым и научным экспериментам обязаны поэты двадцатых годов (Маяковский, Асеев, Даниил Хармс, Введенский и др.) и восьмидесятых (Вознесенский, Высоцкий), а по большому счету и вся русская поэтическая школа XX века и XXI - тоже.

И когда земной шар, выгорев,
Станет строже и спросит: кто же я?
Мы создадим слово о полку Игореви
Или же что-нибудь на него похожее

Многие считали его неуживчивым эгоистом, а он был просто ребенком, всегда ребенком, стеснительным, тихим и нежным. Обладающего незаурядными способностями, его часто эксплуатировали товарищи по гимназии, начиная с его знаний, кончая продажей книг из домашней библиотеки. И позднее, уже в Петербурге и Москве, это повторялось снова и снова.

Известны рассказы о его наволочках, набитых до отказа различными бумагами и бумажками, исписанными мелким бисером, в которые редакторы могли запустить руку и достать шедевр.

Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на «ты».
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем
Всегда, навсегда, здесь и там!

Эти наволочки Велимир Хлебников то терял, то их у него крали, то где-то он их забывал, но когда мог, обязательно брал с собой, боясь оставить даже у знакомых.

Стихи последнего периода – 1921-1922 годов – поражают чистотой, ясностью, простотой смысла и эпичностью. Он нашел то, что искал. Каждое слово – на месте.

Верю сказкам наперед:
Прежде сказки — станут былью,
Но когда дойдет черед,
Мое мясо станет пылью.
И когда знамена оптом
Пронесет толпа, ликуя,
Я проснуся, в землю втоптан,
Пыльным черепом тоскуя.
(Иранская песня, отрывок, 1921)

Или вот это:

Я продырявил в рогоже столетий
Вылез. Увидел. Звезды кругом.
Правительства все побежали бегом
С хурдою-мурдою в руках.
(1921)

Родился Виктор Владимирович Хлебников в 1885 году в Калмыцкой степи, чему обязан своей пожизненной преданностью и любовью к Востоку и Азии.

Родился в семье интеллигентов. Отец Владимир Алексеевич Хлебников был ученым-естествоиспытателем, орнитологом, занимался изучением птиц и часто брал мальчика с собой в степь. Там мальчик и научился слышать и слушать птиц, которые потом поселились на страницах его поэзии в большом количестве.

От матери, Екатерины Николаевны, историка по образованию, Велимир Хлебников научился любить историю и литературу. Провинциальная буддийская Калмыкия, бескрайние степи, природа, тишина, патриархальность, птицы и книги – вот то, что в конечном итоге сформировало мироощущение и мировоззрение поэта.

Велимир Хлебников – чисто русское явление, для которого Родина всегда была сильнее смерти. Когда Виктор иногда жил у тетки в Петербурге, та замечала какую-то особую сосредоточенность мальчика, его молчаливость, любовь к рисованию, чтению (читать он начал с четырех лет) и жалела, что у нее мало времени для занятий с ним.

Из Калмыкии отца переводят в село Памаево близ Симбирска и мальчика отправляют учиться в Симбирскую городскую гимназию, где зачисляют сразу в третий класс. Через год отца снова переводят, но уже в Казань, и вся семья переезжает вместе с ним. Следующие десять лет Велимир Хлебников живет в Казани.

А пока все было хорошо: учился он легко, много читал, посещал класс рисования Казанской художественной школы, преподаватели говорили о больших способностях мальчика. В 1903 году, сдав выпускные экзамены в гимназии, юноша подает прошение в Казанский университет, в соответствии с которым его зачисляют на отделение математики физмата.

И я свирел в свою свирель,
И мир хотел в свою хотель.
Мне послушные свивались звезды в плавный кружеток.
Я свирел в свою свирель, выполняя мира рок
(1908)

Студенческая Казань считалась городом беспокойным, в ней всегда что-нибудь случалось. Так и в этот раз. Пятого ноября 1903 года вспыхнула студенческая демонстрация, поводом для которой стала смерть студента Смирнова, замученного в психиатрической больнице. Велимир Хлебников становится ее активным участником и чудом избегает смерти.

В момент, когда все побежали, он остановился - прямо перед копытами конницы, разгонявшей демонстрацию, которая его чуть не раздавила. Когда мать спросила, почему же он остановился, а не побежал вместе со всеми, отвечал: «Надо же кому-то нести ответственность». На другой день его арестовали и посадили.

Семья Хлебниковых: мать, отец, сестра Вера (слева) и Виктор (Велимир)

Через месяц из тюрьмы вышел совершенно другой человек: близость смерти и одиночная камера разделили жизнь на «до» и «после». В восемнадцать лет закончилось одна жизнь и началась другая, в которой появился двойник по имени Ка, египетское Божество, пришедшее с берегов Нила. Рассказ о нем написан Велимиром Хлебниковым через двенадцать лет после ареста, но впервые Ка появился там, в камере-одиночке:

«Ка – это тень души, ее двойник, посланник при тех людях, что снятся храпящему господину. Ему нет застав во времени; Ка ходит из снов в сны, пересекает время и достигает бронзы (бронзы времен). В столетиях располагается удобно, как в качалке. Не так ли и сознание соединяет времена вместе, как кресла и стулья гостиной… Ка был мой друг; я полюбил его за птичий нрав, беззаботность, остроумие… Он учил, что есть слова, которыми можно видеть, слова-глаза и слова-руки, которыми можно делать».

После тюрьмы с Велимиром Хлебниковым произошли неузнаваемые перемены: он стал неразговорчивым, нелюдимым, знакомств не заводил и друзей не имел. Если приходил в гости, то сидел молча; если разговаривал, то очень тихо, почти шепотом. Всегда ходил в черном сюртуке, даже летом. Словом, превратился в неуклюжего чудака, совершенно не приспособленного к жизни.

… мир –
Только усмешка,
Что теплится на устах повешенного
(1908)

После тюрьмы он оставил университет, уехал в деревню, потом – в Москву, где его интересовали в основном памятники искусства и галереи. Летом он снова подает прошение о зачислении в университет, но не на математическое, а естественное отделение того же факультета, где учится три года.

1905 год – год революции. Университет закрывается на два семестра, во избежание новых студенческих волнений. На это время ему выделяют от университета деньги на участие в орнитологической экспедиции на Урал.

В мае 1905 году случается еще один удар - поражение русских в Цусимском сражении, тысячи погибших. Хлебников сильно переживает это событие и дает клятву: отыскать законы времени, которые бы помогли оправдать смерти, а главное – предотвращать войны: хватит писать телами, будем писать словами.

Россия забыла напитки,
В них вечности было вино,
И в первом разобранном свитке
Восчла роковое письмо.

Ты свитку внимала немливо,
Как взрослым внимает дитя,
И подлая тайная сила
Тебе наблюдала хотя.
(начало 1908)

Клятву двадцатилетний Хлебников записывает на коре березы и десять лет посвящает поиску этих законов, часами просиживая в библиотеках. По калмыцким законам, если сумеешь разгадать прошлое и записать его, то потом можно стереть записанное и тем самым избавиться от прошлого. Что-то подобное Хлебников и хотел сотворить.

Забегая вперед: поиски увенчались успехом. За несколько лет до революции 1917 года он предсказывает катастрофу, считая именно это предсказание главным подтверждением своей теории времени.

В 1905 году увлекается политикой, забрасывает лекции в университете, устраивает бунт против мещанства: выносит всю мебель из комнаты, оставляя там только кровать, стол и стул, и вешает на окна рогожу. Постепенно все больше уделяет внимание стихам и даже рискнул отправить их Горькому в надежде на печать. Но получает критический отзыв с красными пометками писателя и отказ печатать.

В 1906 году учеба в университете возобновляется, но он решил уехать от родителей и снимает квартиру, начинается словотворческий период. Но одновременно он продолжает участвовать в орнитологических экспедициях и писать статьи о птицах. Весной 1908 года он отправляет четырнадцать стихотворений Вячеславу Иванову, в которых очень сильны мифо-славянские мотивы.

Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
Где шумели тихо ели,
Где поюны крик пропели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
(Отрывок, 1908)

Позже Велимир Хлебников вместе с семьей едет на отдых в Крым и знакомится там с Вячеславом Ивановым уже лично. После этого знакомства он решает уехать в Петербург, делая окончательный выбор в пользу литературы. Официально Велимир Хлебников переводится на третий курс физмата Петербургского университета.

Но на самом деле в университет он почти не ходит, днями просиживает в библиотеке, отыскивая законы времени, забывая пить и есть, возвращается домой измотанным и уставшим. Одновременно посещает литературные собрания питерских поэтов, постепенно погружаясь в богемную жизнь, в которой рождается новое имя Виктора – «Велимир» - от славянских корней.

Но в Петербурге его славянские чувства, как он пишет, замораживаются, а от первых лет жизни в Петербурге осталось впечатление усталости и бесшабашности. Родителям Велимир Хлебников периодически пишет «доносы» о своем житье-бытье, которое не вызывает энтузиазма, прежде всего у отца, мечтавшего видеть сына математиком и естествоиспытателем. А сын пишет, что собирается бросить университет….

Источник

Продолжение следует